Наследник Тавриды

— Смотри, никому не рассказывай. — Лесной затворник накрыл крошечный фонтанчик ладонью, а когда убрал пальцы, Матреша увидела, что вода стала красной, и даже мох вокруг набряк сукровицей. — Вот что они хотят сделать.

Схимник снова опустил руку на воду, и ключ забил по-прежнему прозрачный, как стекло.

— Пойдем, милая, устал я что-то. Не могу сердиться. Совестно мне.

Девочка поддержала старика под руку и довела до колоды, где они совсем недавно сидели с мишкой. Вот было хорошее время! А теперь эти…

— Да ты не тужи, — ласково похлопал ее по ладони схимник. — Нам с тобой тужить не об чем.

Крым.

Коляска двигалась вдоль моря. Южный берег, такой дикий и такой скалистый, кое-где преображался имениями знати. То здесь то там насыпали землю. Высаживали в грунт итальянские сосны. Кипарисы и лавр сами тянулись к небу. Розы до глубокой осени не сбрасывали яркий убор. Тут стоило бы поселиться. Когда-то государь с женой хотел удалиться в Швейцарию и у Женевского озера обрести покой мирными гражданами республики. Теперь Александр надеялся, что дела наконец позволят ему остаться в теплой провинции. Елизавете здесь нравится. Здоровье ее укрепилось. Даст Бог, и они…

— Отсюда вы поедете к Севастополю, — обратился император к свитским. — А я прокачусь верхом до Георгиевского монастыря.

Жестом отклонив любые возражения, он повернул коня и пустил его по дороге между склоном, поросшим фисташкой, и отвалом известняка, осыпавшимся в лазурные воды. Невдалеке виднелся мыс Фиолент, а напротив него — небольшая покатая скала, вздымавшаяся из моря. На ней, по преданию, потерпевшие кораблекрушение греки в 891 году обрели икону святого Георгия. Спасенные перенесли ее в ближайшую пещеру и основали монастырь. Императора там не ждали, тем спокойнее он себя чувствовал. Ему надо было побыть одному.

Весть, сообщенная Воронцовым, смешала карты. План скрыться на юге строился с учетом абсолютной верности военных поселений. До сих пор Александр считал, что действия мятежников намечены на начало следующего года. Сведения исходили от Витта. Но, быть может, это мистификация? Задуманная для того, чтобы заманить его в глухой угол и уничтожить?

Император чувствовал, что не справляется с разыгравшимся воображением. Самые черные догадки теснились в голове. В этой изощренной подозрительности было так много отцовского, что Александр ужаснулся. Неужели химеры заслонят реальность в такой момент, когда от его воли и хладнокровия зависит жизнь миллионов?

Древняя икона была цела. Темная, византийского письма. Юноша Георгий с копьем на плече. Ни лошади, ни змия. «Защити и вырви меня из ада, ибо мой корабль вот-вот пойдет ко дну!» Император воззвал к Богу. Но, видно, настал тот страшный час, когда терпение заменяет надежду. «Отче, Отче, зачем ты меня оставил?»

Когда Александр вышел на улицу, сразу почувствовал: погода изменилась. Днем было тепло, даже жарко. К вечеру подул холодный ветер с моря, началось волнение. Словно Георгий через тысячу лет перебросил бурю, которую когда-то зажал в кулак. На государе не было шинели. Дорогой он продрог и в Севастополь прибыл не к четырем, как обещал, а к восьми вечера. Голова кружилась от озноба. Он выпил горячего чая и лег спать.

Утром у Александра еще хватило сил осмотреть укрепления, форты, морской госпиталь. Но 29 октября на пути к Бахчисараю им овладела такая слабость, что его пришлось снять с лошади и уложить в коляску. Через шесть дней Таганрог снова встретил императора тишиной и пыльным покоем.

— Не волнуйтесь, — говорил государь, когда его несли в дом. — Я всего лишь подхватил маленькую лихорадку.

Бобруйск.

Никс непроизвольно смял письмо в кулаке. Потом испугался и мигом разгладил его ладонью. Комкать каракули жены он вовсе не собирался. Однако то что она сообщала, способно было повергнуть в трепет и не такого возбудимого человека, как великий князь.

«Дорогой Николя! Я не знаю, чему приписать мои тревоги. Вероятно, живое воображение берет верх над разумом. Но в городе происходит нечто, чему я не могу найти объяснения. Ах, если бы хоть кто-то из вас был тут! Но мы одни с Элен и матушкой.