Наследник Тавриды

Наскоро переодевшись и отдав распоряжения, супруги поспешили в карету. Дорога до Зимнего заняла десять минут. Только сегодня они обедали здесь у Марии Федоровны. Смеялись. Но maman уже была рассеянной. Не отвечала на реплики. Чувствовала? Ее застали в ужасном состоянии. Вся белая, растрепанная, с трясущимся, как упавший студень, лицом, она расхаживала по кабинету и рвала на мелкие клочки всякую попадавшуюся бумажку.

Их высочества кинулись к ней с разных сторон и обхватили руками.

— Тихо, тихо, — шептал Николай. — Господь милостив.

Но нет, государыня понимала, к чему идет. И от непоправимости происходящего не могла найти себе места.

— Пустите меня к нему! Мальчик мой! Мальчик!

Мария никогда не плакала сразу. Но близкое, осязаемой присутствие детей сломало у нее в груди какую-то плотину, слезы хлынули ручьями. Только теперь Никс до конца осознал, как стара и слаба его мать. А ведь он рассчитывал на ее помощь. В растерянности великий князь оглянулся по сторонам, будто ища опоры, и наткнулся глазами на губернатора Милорадовича, тихо вошедшего в кабинет вслед за ними.

Такое поведение показалось царевичу неприличным. Они здесь в кругу своей семьи. Неужели нельзя оставить их на несколько минут в покое? Николай гневно сдвинул брови и тут же почувствовал, что жена сжимает его пальцы. Шарлотта раньше всех все поняла и умоляла мужа сдержаться. От графа зависело теперь многое. С ним нельзя ссориться.

Никс перевел взгляд на мать. Та вздрагивала в их объятьях и, казалось, ничего не замечала.

— Я останусь здесь, на диване, — с трудом выговорила она. — Буду ожидать известий. А вы ступайте. Вам с Михаилом Андреевичем надо оговорить действия на случай…

Тут женщина снова зарыдала и, опираясь на руку невестки, пошла к дивану.

Николай повернулся к Милорадовичу.

— Я взял на себя смелость призвать председателя Государственного совета Лопухина, члена совета Куракина и командира Гвардейского корпуса генерала Воинова.

«Когда он успел?» — с неудовольствием подумал великий князь. С каждой секундой собственное положение рисовалось ему все более мрачным. Неужели Александр этого хотел? Обезоружить брата. Поставить в полную зависимость от тех, у кого реальная власть. Без этих людей не осуществить волю императора. А захотят ли они повиноваться умирающему монарху?

Никс поплелся из кабинета. Он попал в медвежью яму, в капкан. И что хуже всего — выглядит человеком, пожелавшим незаконно завладеть властью. Совещание происходило в Белой столовой, стены которой украшали гобелены с изображением частей света. Царевич поместился под «Африкой». На улице шел снег. В темноте белый морок накрывал город, и казалось, что метет от Петербурга до самого Таганрога.

— Господа, — начал Милорадович.

— Михаил Андреевич, позвольте мне. — Великому князю было неприятно, что у него отбирают даже право говорить первым.

Генерал-губернатор чуть заметно пожал плечами.

— Господа. — От злости голос Николая окреп. — Вы знаете о печальных известиях, полученных нынче днем. Будем уповать на Бога и молиться о выздоровлении его величества. Однако доктора советуют готовиться к… — Он не смог выговорить: «к худшему» — и проглотил конец фразы. — Надобно принять меры, чтобы все в столице оставалось спокойным. И чтобы присяга прошла надлежащим образом.

— В Варшаву уже послан гонец, — поспешил вставить Милорадович.

«Наш пострел…» Этот человек с каждой минутой раздражал великого князя все больше. Неужели по близким отношениям с матушкой он не знает об отречении Константина? Николай уже чувствовал, что главное препятствие при осуществлении своих прав он найдет именно в генерал-губернаторе.

— Господа, известил ли вас государь о бумагах, хранящихся в Сенате, Синоде и Государственном совете за именными печатями?

На лицах собравшихся отразилось полное непонимание. Хуже не придумаешь.

— Что ж, — Николай склонил голову, — это придется сделать мне.

Присутствующие насторожились. Только лицо Милорадовича оставалось непроницаемым. Знает?

Никс мысленно перекрестился.

— Мой брат Константин отрекся от прав на корону. Его императорское величество постановил передать престол следующему по рождению. То есть мне. Подписанные грамоты об этом хранятся в названных местах. А подлинники — в Успенском соборе в Москве.

Николай замолчал. Он сказал все. Теперь их черед. Судя по реакции, которую вызвали его слова, государственные мужи пребывали в девственной неосведомленности относительно планов Александра.

— Ваши слова легко проверить, — начал Петр Васильевич Лопухин. — И если это так, то вы наш законный государь. — Он поклонился Николаю. — Однако убедить в этом народ и гвардию будет трудно…

— Невозможно, — раздался из-под гобелена «Америка» голос Милорадовича. — Господа, взгляните на положение здраво. Двадцать пять лет на каждом молебне имя Константина произносилось сразу вслед за именем императора с супругой, как имя наследника. Никто не знает о перемене воли государя. В таких обстоятельствах гвардия откажется присягать и может последовать возмущение.