Наследник Тавриды

— Алексей Андреевич, — еще раз попробовал достучаться до Змея Бенкендорф. — Вы — один из немногих, кому была известна воля императора. Ваши слова в Совете в нынешний опасный момент помогли бы наследнику. Столичный гарнизон ненадежен. Ее величество умоляет вас двинуть поселенные полки к Петербургу…

— Мятежник!

Генерал не сразу понял, что это слово относится к нему.

— И меня, столько лет верой и правдой служившего престолу, склоняешь к мятежу! — Граф затопал ногами, и оттого его лысая морщинистая голова с темными стариковскими пятнами затряслась. — Да тебя в кандалы, в крепость, крысам на корм!

Только тут до визитера дошло, что его могут и не выпустить из Новгорода.

— Ваше высокопревосходительство, вы берете на себя слишком большие полномочия. Я генерал-адъютант…

— А я за всю Россию ответчик! — гаркнул Аракчеев. — В кутузку его!

Драка с полицейскими была безобразной. Они разворотили полкабинета. Одному Шурка сломал нос, другому выбил клык. Но отступить с честью не смог. Превосходящие силы противника увлекли его в подвал губернаторского дома. И заперли там, даже не сумев связать рук. Просто скатились вместе по ступеням, втолкнули в сырой погреб и захлопнули дверь. Узник отделался несколькими ушибами и оторванным эполетом. Сволочи, совсем новый!

Когда незваного гостя утащили, Аракчеев сел за стол. Утвердил локти на зеленом сукне и оперся подбородком на кулаки. Искры безумия погасли в глазах. Лицо приняло выражение спокойной властности. Со смертью Александра он потерял все. Кто бы ни стал царем — Константин или Николай, — оба его ненавидят. Зато в окружении поселенных полков их начальник — козырной туз, нужный и новому монарху, и бунтовщикам. Главное — повременить.

7 декабря. Петербург.

Михаил Михайлович Сперанский был воробей стреляный. Сын сельского священника, он поднялся на недосягаемую высоту только благодаря своему уму и трудолюбию. Во всяком случае, попович любил думать именно так. Царская милость, возносящая и роняющая подданных в грязь, не укладывалась в созданную им схему миропорядка. А значит, как бы не существовала. В отличие от немилости. Тут бывший глава Государственного совета всецело видел прихоть неверного друга. Каприз изощренного ума. Ласковое предательство.

Александр плакал, расставаясь с ним! А сам просчитал интригу до мелочей и свалил вину за отставку на ретроградов вроде Карамзина.

— Вы отсекли мне руку! — стенал государь.

Да хоть бы две! Не он же оказался в ссылке в Перми! Четыре года бездействия! И за что? За то, что хотел привести административную машину империи в порядок? Проект разделения властей предусматривал законодательный Государственный совет, судебный Сенат и исполнительный Комитет министров. Александр рассмотрел стройную пирамиду, возведенную Сперанским на бумаге, и мягко улыбнулся.

— Я думаю, здесь есть одна лишняя деталь.

На лице сановника отразилось недоумение. Венценосный друг взял перо и легким штрихом, похожим на петлю удавки, перечеркнул треугольную вершину со словом «император», венчавшую здание.

— Ваш механизм будет прекрасно работать и без меня.

Тогда ли Михаил Михайлович понял, что это приговор? Или осознал всю глубину немилости, только когда обер-полицмейстер пожаловал за ним на дом? Уже не имело значения. Теперь все оплакивают кончину благословенного монарха. Завтра будут радоваться новому тирану!

На столе перед Сперанским лежал ученический манифест Николая. Драть за уши надо за документы, составленные таким образом! Рубленный текст. То, то и то. Даже кучеру ясно! Так ли пишутся законы? Каждую фразу вельможа пересочинил, любовно обволакивая мудреными словесами и удлиняя по крайней мере втрое. Теперь Бумага вызывала уважение у него самого.

Сановник работал всю ночь и намеревался после полудня улечься отдохнуть. Но молодые вечно спешат! Когда у подъезда загремел колокольчик, ему показалось, что прислали из дворца. Однако лакей доложил о приезде князя Трубецкого. Серж? Очень умный мальчик. Хотя Сперанский и не выносил титулованную знать. Но что делать, если у нас только человек с именем может пробить себе дорогу!

Велев проводить князя к себе в кабинет, Михаил Михайлович спешно переменил старый турецкий халат на богатый шлафрок и встретил гостя сидя. Его лета позволяли эту невежливость, но на самом деле хозяину дома доставляло удовольствие оставаться в кресле перед теми, кто был выше него по рождению. Протерев маленькие свиные глазки, он уставился на вошедшего.

— Чем могу служить?

Князь не смутился. Давняя дружба Сперанского с графом Лавалем, тестем Трубецкого, позволяла держаться свободно.

— Михаил Михайлович, — начал Серж. — Вы видите, каково нынче положение. С вашей проницательностью вы не можете не догадываться, что Россия близка к тому часу, который пробил для Франции тридцать лет назад.

Гость сделал паузу, давая Сперанскому возможность ответить. Но тот выжидал.

— Новое революционное правительство будет нуждаться в людях, обладающих опытом и украшенных заслугами перед Отечеством. Если после победы мы предложим вам…