Наследник Тавриды

Он схватил целую охапку сучьев и торопливо зашагал с ней к костровищу. Никс застыл на месте, ожидая объяснений. Их не последовало. Брат не вернулся, а сел на берегу земляного канала, взял прут и стал взбивать темную воду.

— Константин гораздо умнее тебя! Знаешь, что он сказал в мой последний приезд в Варшаву? Что меня не женят, чтобы не создавать твоим детям у престола соперников.

Последнюю фразу Михаил выпалил одним духом. Потом сразу сник и сгорбился, словно потратил на нее все силы.

Николай молчал, медленно переваривая сказанное. Хмурился, жевал желтую травинку. Встал, отправился обратно к шалашу. Рыжий поплелся за ним. Несколько минут они работали, не проронив ни слова. Расчистили площадку. Подожгли костер.

— А знаешь, что я тебе скажу? — наконец вымолвил Никс, снимая грязные перчатки. — Что твой Константин скотина, каких мало.

Санкт-Петербург.

Из дворца на Литейном Ростопчин никуда не выезжал. Не ходил на прогулки. Не посещал церковь, ложу, театр! Аграфена с ног сбилась его выкуривать. Сначала дело казалось ей простым. Чуточку противным, не более. Однако старый интриган засел дома, как прыщ в заднице, и таращил на сват божий глаз-гнойничок. Боялся.

Закревская устала проезжаться под его окнами в коляске и делать сановнику куртуазные знаки. Он пялился на нее, исходил слюной и только. К тому же погода была по-питерски промозглой, и прекрасная куртизанка раскашлялась. Груша уже решилась признать поражение, как вдруг мальчишка, приставленный за целковый караулить «жертву», сообщил: закладывают карету ехать в театр. Легкий озноб пробежал по телу Закревской. Мгновенно явились горячие щипцы, румяна, опрокинутая на стол шкатулка с жемчугом. Суетившейся девке надавали пощечин, требуя миланский туалет с открытыми плечами.

Через четверть часа Аграфена Федоровна уже садилась в экипаж, оставив позади вороха раскиданных тряпок и облака пудры. У Закревской отсутствовало достойное сопровождение, а дама не появляется в свете одна. «Увижу знакомых, прибьюсь», — решила она. Ей повезло. Заплатив пять рублей за кресло, Груша вошла в вестибюль, где толпилась уйма народу, и крикнула наудачу: «Кузен!» Тут же несколько голов обернулись.

— Ты меня зовешь? — раздался сзади знакомый голос.

— Да, да, Теодор! — Дама оглянулась. За ее спиной возвышался румяный гигант с округлым полным лицом, темными кудрями и приветливо блестевшими черными глазами. Его так и хотелось ущипнуть за руку, чтобы проверить, не отломится ли кусочек сдобы. Это был Федор Толстой Американец.

— Теодор, небо тебя послало! — Груша тут же взяла быка за рога. — У тебя ложа?

— Вестимо, — кивнул он. — Слушай, а что ты вообще делаешь в Петербурге? Я слышал, ты в Неаполе, потом в Або…

— Я быстро езжу, — на ходу отозвалась Аграфена. — Ты видел Ростопчина?

— Охотишься на мамонтов? — удивился граф. — Он только что прошел по лестнице.

— Идем. — Груша повлекла кузена наверх. Тот пытался рассказывать ей о злоключениях на Аляске. Уверял, что обвинения его в разврате — чистой воды вымысел…

— Так ты, правда, съел обезьяну?

— Нет! — возопил Толстой. — Что за бредни? Откуда обезьяны на Аляске?

Но Груша уже устремилась в резные позолоченные дверцы ложи.

— Что бы там ни было, Теодор, люди не понимают нас, Толстых. Надо уметь жить на широкую ногу и изведать всех ощущений, если повезет.

— Золотые слова! — восхитился кузен. — За это стоит выпить!

— Стой, стой, вот он! — Закревская вцепилась в подзорную трубу, которую Федор, по примеру многих, носил в театр на поясе. — Дай! Ага. Вижу.

Граф Ростопчин восседал ярусом ниже них и не мог заметить, что подвергся такому пристальному вниманию. Он был неопрятно сед, сутулил плечи и поглядывал по сторонам с язвительной усмешкой. В его умном лице не было ничего приятного. Сразу становилось ясно, за что Павел приблизил этого человека. Чуть вздернутый нос и круглые глаза навыкате. Тот же тип, что и у покойного императора. Глядя на Ростопчина, легко угадывалось, каким бы стал убиенный монарх, доживи до преклонных лет.

— Старье берем? — Толстой был не прочь посмеяться над кузиной. — Раньше любовники воспевали тебя в стихах. Этот прославит бряцанием костей.

Аграфена его не слушала.

— Кто сейчас вошел к нему в ложу? — нервно потребовала она. — Я его не знаю.

— Генерал Курута. Дядька великого князя Константина.

— Дядька? — поразилась Груша.

— Ну да, — кузен кивнул. — Был когда-то. Да так и остался. Говорят, каждое утро изучает содержимое горшка и докладывает подопечному, хорошо ли тот сходил.

Аграфена прыснула. Она вообразила благообразного пожилого военного с урильником в руках. Между тем происходившее в ложе у Ростопчина требовало ее внимания. Там старый сановник и генерал с орлиным носом уселись рядом, ведя непринужденную беседу. Они смотрели на сцену, где шла опера «Днепровская русалка», и, казалось, были увлечены светским разговором. Груша нацелила на них подзорную трубу и только благодаря ей увидела, как в руку военного скользнул небольшой сложенный листок бумаги. Передача состоялась. Больше Ростопчин ее не интересовал.