— А тебя оставить на съедение Эльвире? — пьяно хихикнула Ирина. — Ну, уж нет, эта сухая вобла не дождется от меня такого подарка! Я костьми лягу на твоем пороге, но ее в твою постель не пропущу. Это будет слишком оскорбительно — если ты променяешь меня на Эльвиру. Карина — это еще куда ни шло.
— Не болтай ерунды, — повторил Иннокентий Павлович, но вышло не очень убедительно. — Не нужна мне ни Эльвира, ни Карина.
— А ты докажи, — подступила к нему вплотную Ирина. И ее руки легли на грудь мужчины, начали жадно ее гладить. — Сейчас же. Вот на этом столе. Может быть, тогда я поверю.
Но Иннокентий Павлович отвел ее руки.
— Иди спать, — сказал он почти грубо. — Ты пьяна и отвратительна. В таком виде ты не вызываешь во мне желания.
На глаза молодой женщины навернулись пьяные слезы.
— Ты меня разлюбил, — всхлипнула она. — Я это давно уже поняла. Еще когда ты послал меня в эти чертовы Кулички. Разве любящий мужчина отправит любимую женщину, да еще одну, в такую тмутаракань? Да здесь волки по улицам бегают! Меня чуть не сожрали. А ты ни разу даже не спросил, как я прожила здесь несколько дней до твоего приезда. Я тебе совсем уже не интересна, мой милый?
Но Иннокентий Павлович не ответил. Тогда Ирина, желая вызвать его ревность, игриво спросила:
— А если я тебе изменила, что тогда?
— С кем? — презрительно спросил Иннокентий Павлович. — С волками или медведями? Но даже если бы и было с кем, ведь ты же не дура, чтобы на такое пойти. Променять меня на местного вахлака — это на тебя не похоже. Что он тебе даст? А я могу бросить к твоим ногам весь мир. — Он усмехнулся и с угрозой добавил: — Или лишить тебя всего.
Слезы на глазах Ирины мгновенно высохли. Она словно даже протрезвела. И покаянно произнесла:
— Прости меня, любимый, я сказала глупость. Может быть, я действительно беременна. Только пока не знаю об этом. Ты прав, мне надо съездить в город и показаться врачу. Ты не против?
— Я только за, — улыбнулся Иннокентий Павлович. — Ты не представляешь, как я буду рад, если…
Он не договорил и залпом выпил рюмку коньяка, которую все это время держал в руках. А после этого поцеловал Ирину. Но когда она приникла к нему всем телом, развернул ее и слегка подтолкнул в спину, направляя к двери.
— Прости, но мне надо еще поработать, — сказал он. — Уйма дел навалилась. Эти чертовы Кулички отнимают столько времени и сил, что ты даже представить не можешь.
— Почему же, — произнесла Ирина, не выказывая ни обиды, ни разочарования, которые она испытывала. — Еще как представляю. Это еще ты не имел дела с местными гусями. Кстати, ты не мог бы их перестрелять, как ворону? Я была бы тебе очень признательна за это.
— Напомни мне об этом завтра, — сказал Иннокентий Павлович. — А сейчас иди спать. Спокойной ночи!
И она ушла. А он сел за стол и начал рассматривать географическую карту, на которой место, в котором находилось Зачатьевское озеро, было обведено фломастером. Иннокентий Павлович сам не понимал, почему это озеро так притягивало его к себе. Дело было не только в деньгах, которые он собирался заработать. Это озеро обладало какой-то почти колдовской силой, таинственным магнетизмом, которому он не мог противостоять. Из раза в раз рассматривая карту, Иннокентий Павлович пытался понять, что с ним происходит, и почему его томит какое-то странное, необъяснимое предчувствие. Иногда Иннокентию Павловичу начинало казаться, что его душа и Зачатьевское озеро связаны почти мистическими узами. И тогда он резко вздрагивал, как это бывает, если верить приметам, когда наступаешь на чью-то могилу…
Так случилось с ним и на этот раз. Отшвырнув карту, Иннокентий Павлович вышел из трейлера. Небо над головой было необыкновенно ясным и звездным, каким он никогда не видел его в городе. На память ему пришли пушкинские строки: «Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут…» И вдруг он подумал, что ночь и звездное небо в Куличках намного чудеснее, чем та, что была описана поэтом. И в его голове, словно пролетевшая по небу комета, промелькнула мысль: как было бы хорошо остаться здесь навсегда…
Это было неожиданно. И Иннокентий Павлович почувствовал, что он, может быть впервые в своей жизни, потрясен до глубины души.
Глава 57. Поминки
Когда Олег надевал на себя медвежью шкуру, освященную в капище, он чувствовал, как преображается. Причем не только внешне, но и внутренне. Его душа словно выходила из своей обычной телесной оболочки и вселялась в дикого зверя, который и мыслил, и воспринимал реальность по-своему.
Так бывало каждый раз, когда он принимал ипостась жреца Велеса. После долгих размышлений Олег понял, что при этом происходит эманация духа языческого бога. Переодевшись, он был уже не совсем человек, но далеко и не божество, а только его представитель на земле для всех живых существ, принявший образ медведя.