Наследник волхва

Мысли его были тревожными. В Куличках сына он не нашел, оставалось искать его за пределами поселка. А это — почти девственные леса на сотни километров вокруг, кишащие дикими лесными зверями. И оказавшись там, Сема подвергал свою жизнь смертельному риску, потому что становился всего лишь звеном пищевой цепочки, где одни живые существа служат для питания других. Причем едва ли не самым низшим звеном. Ему не будут угрожать разве только ежи, белки и зайцы, а все остальные звери попытаются его съесть, и осуждать их за это было бы глупо. А есть еще ядовитые ягоды и грибы, которые могут прельстить голодного ребенка. Подумав об этом, Илья Семенович содрогнулся.

— Ах, ты, Сема, Сема, — прошептал он, кусая губы, чтобы не заплакать. — Где же ты?

Ситуацию усугубляло то, что Илья Семенович в бегстве сына винил себя. Эта мысль была последней каплей, переполнившей чашу его отчаяния. Если бы он мог, то отсек бы себе руку, взявшую ремень. Он дал себе слово, что когда — Илья Семенович даже в мыслях страшился употреблять слово «если», чтобы не накликать беду, — Сема найдется, то впредь он даже на словах не будет угрожать ему поркой. Его самого в детстве не пороли, какие бы шалости он не совершал. И ничего, вырос достойным человеком. А библейское требование наказывать сына своего розгой, дабы спасти душу его от преисподней, могло бы привести к противному результату. Он мог бы только ожесточиться и натворить всяких плохих дел в отместку…

Не известно, до чего додумался бы капитан Трутнев, мысленно каясь, если бы его путь занял больше времени. Однако вскоре он уже подъезжал к своему дому, где увидел деда Матвея, одиноко сидевшего возле ворот на лавке, что дало мыслям участкового совершенно другое направление. Илья Семенович был не в том настроении, чтобы в это утро, в дополнение ко всем своим бедах, еще и выслушивать жалобы старика на Семины проказы. Волчий вой, которым Сема изводил деда Матвея, сейчас казался Илье Семеновичу забавной детской шуткой, над которой можно только посмеяться. Он дорого дал бы за то, чтобы в эту самую минуту услышать завывание волка, доносящееся из-за забора их дома. Поэтому, выйдя из машины, Илья Семенович непривычно сурово спросил:

— Зачем явился, дед Матвей? — После чего с досадой добавил: — И что тебе не спится!

Деду Матвею было уже далеко за восемьдесят, он был даже не сед, а сив от возраста, и сгорблен, словно коромысло. Ходил он, опираясь на сучковатую палку. Память деда Матвея ослабела настолько, что вечером он забывал то, что случилось утром. Однако ума он не утратил. А потому сразу понял, что Илья Семенович ему не рад, и даже более того. Однако это не смутило старика, давно уже привыкшего к тому, что его частые визиты в дом участкового или в полицейский участок вызывают только раздражение.

— Ты погоди гнать-то меня, — прошамкал он беззубым ртом. — Авось пригожусь, еще спасибо за совет скажешь.

— Это ты о чем, дед Матвей? — удивился Илья Семенович. — Или белены объелся с утра пораньше?

— А ты послушай вначале, — обиделся дед Матвей. — А то у самого глазища такие, будто мухоморов наелся. На людей, словно цепной пес, кидаешься. Эх, снять бы с тебя портки да выпороть, Илья Семенович, чтобы научить уму-разуму, да не тот я уже стал, не справлюсь с тобой. А ты и рад, оглоед!

Дед Матвей мог бы еще так долго брюзжать, Илья Семенович хорошо это знал, а потому примиряюще произнес:

— Ладно, дед, говори, с чем пожаловал, а кого и как учить уму-разуму, решим после.

Не сразу, но дед Матвей все-таки остыл и перестал ворчать.

— Слыхал я, что у тебя сын пропал, — сказал он и покачал головой, словно осуждая участкового.

— И от кого же ты это слыхал, дед? — удивился Илья Семенович. — Вроде бы объявления я не давал, и по радио не объявляли. Неужели ворона на хвосте принесла?

— Жена твоя, Полина, так воет со вчерашнего вечера, что слышно на всю округу, — ответил старик, посмотрев на него с укоризной. — Весь поселок уже знает, какая беда в вашем доме приключилась. А то, что ты от людей ее скрываешь, так это не от большого ума. Всем миром легче сына найти, чем одному. Я всегда думал, что умный ты мужик, Илья Семенович, а теперь сдается мне, что я ошибался. Или гордыня тебя обуяла. А это даже хуже. Если человек глуп, то какой с него спрос? А за гордыню ему отвечать придется. Не на этом свете, так на том. Так и знай, Илья Семенович. И не обижайся на мои слова. Стар я уже слишком, чтобы лукавить.

Илья Семенович сокрушенно покрутил головой.

— И что это за поселок такой? — пожаловался он неизвестно кому. — На одном краю чихнут, на другом здравствовать желают. Ничего не скроешь! А тебе-то, дед Матвей, что за беда, если Сема пропал? Только радоваться должен. — Голос Ильи Семеновича предательски дрогнул. — Изводил он тебя почем зря. Сколько раз ты на него жаловался.