Наследники

— Ты эту бабу, что грабила хозяйскую меленку, приметь! Как только она изробится и поутихнет гроза, отпусти ей триста плетей. Пусть помнит, окаянница, как трогать чужое. От века и до скончания света была, есть и будет непоколебимая собственность, и трогать ее великий грех! А сейчас пришли ко мне умельца механика…

Вскоре в контору явился беловолосый синеглазки паренек, Селезень с недоверием посмотрел на него и подумал: «Ну что разумеет этот несмышленыш?»

Однако он ласково спросил юнца:

— Видал, что с вододействующими колесами вышло?

— Видал. Механизмы повреждены, — тихо ответил парень.

— Можешь их исправить да пустить в ход? — спросил Селезень, пытливо рассматривая его.

— Как мир скажет. Благословит народ — все облажу! — уверенно ответил юноша.

— Не мир, а я хозяин тут! — не сдерживаясь, гневно выкрикнул управитель.

— Ты вот был, да сбег! И опять может такое выйти, а я в ответе перед людьми, — сдержанно ответил юноша.

— Замолчи! За такие речи язык вырву да руки обломаю! — пригрозил Селезень.

Умелец грустно посмотрел на управителя и ответил:

— Что ж, сробишь злодейство, и некому будет наладить вододействующие колеса.

— Вот черт! — выругался Селезень и, стараясь сдержать гнев, предложил: — Ну иди, приступай к делу. Нужны люди — отбери подходящих и укажи им, что робить!

Парень накинул шапку на льняные волосы и легкой походкой пошел к плотине.

С первого дня на заводе началась работа. Правда, глядя на нее, Селезень кисло морщился. Все подвигалось очень медленно, то одного, то другого не хватало, да и люди остались неумелые, слабые. Только синеглазый паренек веселил Селезня. Он спокойно и толково ладил механизмы. В руках у него работа спорилась. Вел себя юноша сдержанно, был разумен.

— Отколь у тебя такое? — удивился Селезень.

— От батюшки и матушки награжден, — с улыбкой отозвался умелец.

— Да ведь твои батька и матка холопы, крепостные! Где им, черни, знать такую великую премудрость! — с насмешкой сказал управитель.

Юноша горделиво посмотрел на Селезня, его синие глаза потемнели. Он спокойно, но твердо ответил:

— Премудрость в народе хранится, хозяин! У него целые кладовые сих сокровищ, но только угнетены отцы наши и не могут во всей силе показать свое умельство!

— Ты, парень, лишнее болтаешь! — гневно прервал его управитель.

— А ты не обижайся, хозяин! Спросил, я и ответил!

— Ответил, да не так, как надо!

— Плохо знаешь нас, хозяин! — сказал парень и улыбнулся синими очами. — У простого человека думка свободна от стяжательства!

Селезень промолчал, а паренек продолжал:

— Простой русский человек живет душою. Много у него сердечности. А кто со светлым сердцем живет, тому и песня дается и мастерство! Тот, у кого душа торгашеская, изворотливая только на обман да пакости, лишь и способен на одну корысть. Никогда ему не дано будет радости умельства! Разве только к чужому присосется и за свое выдаст!

Управителю ох как хотелось разойтись да лозой поучить смельчака, но светлый разум и настойчивость юноши удержали его от произвола.

Завод медленно оживал. Потянулись жидкие дымки над трубами. В домнах с грохотом разбивали спекшиеся глыбы лавы, а в лесу под топорами лесорубов затрещали вековые лесины.

«Только бы грозу пронесло стороной! — со страхом думал управитель. — Тогда все будет хорошо!»

Он прислушивался к вестям. Невеселые слухи упорно донимали его: пугачевские войска продвигались к Уралу и грозили расправиться с заводчиками и их слугами — управляющими и приказчиками.

7

Ранним утром отряды атамана Грязнова вступили в Челябу. Под низким небом все еще кружила и бесновалась метель, заметая дороги и улицы городка сугробами. Крепчал январский мороз. Городок словно вымер: куда ни взгляни — везде ворота на крепких запорах, везде плотно прикрытые ставни. Лавки и магазеи — под надежными тяжелыми замками. Купцы и служилые люди попрятались и притаились в домах, не смея высунуть носа на улицу. Только посадские людишки и холопы сбежались к градским воротам, в которые вступало пугачевское войско.

Впереди всех на вороном гривастом коне ехал сам Грязнов, одетый в зеленую бархатную шубу и лисью шапку. Народ залюбовался конем и всадником. Атласный скакун, гарцуя, заносил боком, косил огнистые глаза, из пасти этого черного демона горячим облаком валил пар. Величаво упершись в бока, атаман приветливо раскланивался с народом, в его заиндевелой бороде скользила улыбка. Время от времени он выкрикивал:

— Здорово, детушки!

Посадские мужики и бабы размахивали шапками, платками, криками радости встречали пугачевского атамана. За атаманом на конях выступали ближние его есаулы и сотники, осененные воинскими знаменами и хоругвями. Снежная дымка щедро серебрила широкие полотнища, волнами трепетавшие на упругом ветру.

На незначительном расстоянии от начальников шли рожечники и дудошники во главе со старым солдатом-барабанщиком. Этот служивый увязался за войском в Кундравинской. Есаулы не хотели брать седого инвалида, но он дошел до атамана и упросил его.

— Я всю Неметчину да Туретчину со своим барабаном прошел. За старостью вышел в тутошний гарнизон. Дозвольте с вами Расею обшагать.