Наследники

— А что, братцы, и впрямь крепость брошена злодеями! — сказал старшой, чубатый, с серьгой в ухе казак.

Разведчики переглянулись. Тишина казалась им коварной. Словно чуяло их сердце, что в эту самую минуту, когда они на рысях подъезжали к городскому валу, за ними внимательно следили десятки глаз притаившихся за тыном людей. Сам Пугачев, прислонясь к щели в заплоте, зорко разглядывал казаков.

Между тем осмелевшие разведчики решили подскакать к самым крепостным воротам. Только что они тронулись вперед, как в это мгновение ворота чуть-чуть приоткрылись. Из крепости навстречу казакам вышла статная румяная казачка в теплом шушуне. В руках, на расшитом полотенце, она держала хлеб с солью.

Молодка степенно поклонилась казакам.

— Милости просим, дорогие гостюшки! — сказала она певучим голосом, и лукавые глаза ее пытливо забегали по казачьим лицам.

«Хороша баба!» — единодушно похвалили казаки молодку.

— Скажи, милая, сколько злодеев в крепости? — спросил старшой.

— Что ты, милый! Были вечор, да сбегли, как прослышали про князя Голицына. Ждем пресветлого князя к себе. Вступайте, казачки, в крепость без всякого опасения!

Осмелевший старшой принял от бабы хлеб-соль, махнул своим рукой:

— Айда, ребятушки, заглянем, что за воротами творится!

Молодка пугливо оглянулась и отбежала с дороги. Казаки смело подскакали к воротам.

— Ох, братцы! — крикнул старшой и разом осадил коня.

В крепости за валами колыхались пики, теснились ряды готовых в битву.

— Обманула, подлая! — заорал чубатый казак и, взмахнув плетью, бросился за бабой.

Ворота с шумом распахнулись, и пять пугачевцев на добрых степных конях бросились на разведчиков. Двое из казаков, быстро повернув коней, ускакали. Третий — старшой — неожиданно оказался перед самим Пугачевым.

Разгоряченный дончак ударился грудью о грудь казачьей лошади и рассвирепел. Конское злобное ржанье огласило снежную равнину. Казак схватился за клинок, но Пугачев опередил его, пронзив пикой. Конник, охнув, схватился рукой за гриву коня и стал медленно сползать на землю. Его гнедой остановился словно вкопанный и, склонив голову, стал обнюхивать сбитого хозяина. Прибежавшие из крепости мужики подхватили казака и уволокли его в городок. Там вернувшийся из погони Пугачев пытался допросить его, но казак изнемогал от раны. Ослабевшим голосом он прошептал, угрожая:

— Берегись, вор!..

— Сколько войска привел князь? — в упор разглядывая казака, спросил Пугачев.

— Ты кто такой? — глухо спросил умирающий.

— Я государь Петр Федорович. Как ты смел поднять руку на меня?

Собрав последние силы, казак приподнялся и жадно впился в лицо Пугачева.

— Прост больно, — в раздумье сказал он, ни к кому не обращаясь. — Видать, все же добрый вояка, с маху ссадил меня!.. Эх…

Две мутные слезы выкатились из-за полузакрытых ресниц. Казак прошептал:

— Так и быть, тебе скажу… Пришли сюда тыщ пять пехоты да пушек семьдесят. Чуешь?

Голос его упал до шепота, он хотел что-то сказать, но поник головой, и мелкая дрожь побежала по его телу.

— Отходит! — спокойно сказал Пугачев и истово перекрестился. — Отпеть по-христиански…

Тем временем весть, принесенная прискакавшими казаками, дошла до Голицына. Князь сдержанно выслушал доклад, радуясь в душе своей догадке. Он сел на поданного коня и поехал вперед по степной дороге. Пехота быстрым маршем подходила к затерявшейся в снеговых просторах крепости. Лыжники и егеря заняли окрестные высоты и ждали только приказа. Орудия за буграми казались невидимыми для крепости. Довольный осмотром, князь думал о противнике.

«Сказывали, воры и бродяги, как завидят коронное войско, так и бегут. Где мужику и холопу тягаться с дворянами! На деле не так прост донской казак Емелька, как о том писали. А может, то и не казак? Отколь столько воинских знаний у сего человека?» — спрашивал он себя, и тут воинский азарт его разгорелся пуще. Интересно было скрестить мечи с достойным противником, разумеющим толк в воинском деле.

Опытным взглядом командира он еще раз окинул поле предстоящей битвы и остался доволен осмотром. Войска продвигались к намеченным исходным местам. В крепости по-прежнему царила тишина. На блестевших под зимним солнцем валах не темнело и пятнышка. Впереди перед князем лежала глубокая падь, в которую, словно весенний поток, пробираясь талым снегом, бесшумно стекало наступающее войско. Командующий пустился следом. Хорошо подкованный конь легко сбежал по крутому откосу и остановился на дне.

«Вот почему не стреляют из крепости! — сообразил Голицын. — Все равно тут ядрами не достанешь».

Он опять удивился воинскому искусству Пугачева. Взор его невольно стал шарить по прилегающим высотам. И тут он обратил внимание, что две из них, весьма выгодные к обороне, не заняты повстанцами.

«На сей раз оплошал Емелька», — обрадовался Голицын и приказал немедленно поставить на них батареи.

Между тем войска в овраге строились в боевой порядок. Пехота придвинулась к выходу из оврага, глубину его заняла кавалерия, ожидавшая часа атаки…