С чувством страха он, собственно, жил постоянно. Не было ночи, чтобы он не вздрагивал от каждого звонка, от каждого стука в дверь. Он всегда ходил втянув голову в плечи, холод проходил по спине от каждого пристального взгляда сослуживцев или случайно обращенного на него внимания милиционера на улице. Но он привык к этому ощущению, сжился с ним. Сознание, что он владелец огромных сумм, что он богаче, чем любой человек, шедший по улице или работающий с ним рядом, грело радостью, снимало возникшую тревогу, растворяло наступившее уныние в радужных мыслях о том, как он будет жить потом…
Как он будет жить «потом», Юрий Яковлевич представлял себе не очень точно, хотя кое-какие мысли брезжили.
Например, дача под Москвой, обязательно на берегу реки. И чтобы с садом, гаражом, верандами. Машина, но такая, чтобы все провожали завистливыми взглядами. На юг, в Прибалтику — и чтобы в любое время, а не тогда, когда выйдет срок отпуска по графику и когда тебе соблаговолит дать путевку местком. Но все это потом, потом. Сначала надо решить главное и основное — добраться до заветной цифры… И в сторону все, что мешает этой цели.
Как-то в управлении организовывалась группа для туристической поездки по Средиземному морю. Юрий Яковлевич записался тоже, а потом отказался. Целый месяц отсутствия. А как же квартира? Да и дороговато. А кроме того, именно в сентябре, кажется, выгорит «дельце» с метлахской плиткой. Если поехать — упустить его можно. Нет, отложим вояж по Средиземному морю на будущее. И отложил.
Не столько по соображениям маскировки, сколько в силу въевшейся скупости он не позволял себе купить что-то лишнее и дорогое из одежды. Костюмы обязательно перелицовывал, его видавший виды плащ был предметом иронических улыбок сослуживцев, а чтобы справить зимнее пальто, он даже обращался в кассу взаимопомощи.
Возможно, что жизнь Зеленцова так и закончилась бы в его холостяцком гнезде рядом с добытыми сокровищами, что хранились в укромном уголке чердака прямо над его квартирой, да с тремя сберегательными книжками, что были зашиты в жесткий матрац. Но пути господни, как известно, неисповедимы.
Как-то, приехав из очередной командировки, Зеленцов пришел на работу чуть раньше и обнаружил сидящую за столом напротив незнакомую молодую женщину. Он удивленно посмотрел на нее и спросил:
— Вы, видимо, наш новый сотрудник?
— Совершенно верно. Морозова Нина Сергеевна. Прошу любить и жаловать. А вы, видимо, товарищ Зеленцов?
— Юрий Яковлевич.
— Очень приятно. Надеюсь, вы мне будете помогать. Специалист я молодой, а вы тут зубры автотранспортного дела.
— Ну не такие уж мы зубры. А помощь, если нужно будет, что ж, пожалуйста, с удовольствием.
— Обязательно будет нужно, Юрий Яковлевич. — И Нина Сергеевна чуть робко, но как-то удивительно открыто и доверчиво улыбнулась Зеленцову. Юрий Яковлевич стушевался, стал что-то лихорадочно перебирать на своем столе.
Нина Сергеевна несколько раз обращалась к нему то по поводу каких-то рейсов, то в связи с поступившими с баз телефонограммами. И каждый раз дарила его своей открытой, доверчивой улыбкой.
По пути домой Зеленцов непрестанно думал о новой сотруднице. Его поразило в ней все. Ладная, спортивно-подтянутая фигура, пышные, не по-нынешнему убранные волосы, а с длинными, тяжелыми косами, широко и чуть удивленно открытые серые глаза.
На второй или третий день они вышли после работы на улицу вместе. Накрапывал осенний слякотный дождь, и, сокрушаясь по этому поводу, Юрий Яковлевич проговорил:
— В такую погоду хорошо бы в уютный ресторан или в кинотеатр. Как вы на это смотрите, Нина Сергеевна?
— В общем-то положительно. Но если в кинотеатр, то чтобы был интересный фильм, если в ресторан, то чтобы был хороший оркестр. Я ужасно танцевать люблю, Юрий Яковлевич.
— Насколько мне помнится, в «Ангаре» неплохой оркестр. Поедемте?
— Вы что, серьезно?
— А почему нет? Поужинаем, вы потанцуете, а я посмотрю. Танцор-то из меня никакой.
Вечер прошел весело, если не считать досады Зеленцова на себя за то, что он, к сожалению, не может вот так же легко и просто выделывать разные танцевальные пируэты, как это делали другие между ресторанных столов. Но его радовало веселое настроение Нины Сергеевны, ее искристый смех, благодарные взгляды, которые она бросала порой на Юрия Яковлевича. Он отвез Нину домой на такси, галантно поцеловал руку, чему она удивленно усмехнулась, и, страшно довольный собой, вернулся домой.
Повеселел Юрий Яковлевич, совсем иными красками стал представляться ему окружающий мир. Даже внешне изменился. В соседнем ателье срочно шились два костюма, знакомый директор универмага подобрал кое-какую современную экипировку.
Работники отдела заметили перемены в своем сослуживце. Кто-то пошутил:
— Вы как будто помолодели, Юрий Яковлевич. Может, влюбились на старости лет?
Зеленцова обескуражили эти слова, и он с тревогой посмотрел на Морозову: не слышала ли? Но Нина Сергеевна, занятая какими-то бумагами, не участвовала в разговоре, и Юрий Яковлевич с достоинством отпарировал: