Наследники

Морозова поспешно вырвала руки из его липких ладоней, растерянно и испуганно смотрела на Зеленцова, с неподдельным удивлением слушала его несвязную торопливую речь. Потом, улучив секундную паузу, проговорила испуганно и нервно:

— Встаньте, встаньте, Зеленцов. Зачем все это? Зачем? Ну что вы говорите такое? Неужели я дала вам какой-то повод? Ну встаньте, сейчас же встаньте. Вы просто выпили лишку, успокойтесь.

Зеленцов сел рядом. У Нины прошел испуг, она усмехнулась:

— Видите, что выдумали, старый проказник. Вот и верь после этого в вашу бескорыстную дружбу.

— Я ведь серьезно, вполне серьезно, Нина Сергеевна.

— Да что вы, Зеленцов. Разве можно о таком… нам с вами… говорить всерьез?

Зеленцов поднялся с дивана, глухо попросил:

— Подождите, пожалуйста, десять минут. — И, не дожидаясь ответа, ринулся из комнаты.

Нина проводила его удивленным взглядом и, встав с дивана, поспешно вышла в прихожую, надела пальто.

Вернувшийся Зеленцов проговорил с укоризной:

— Я же просил подождать. Зайдемте в комнату. — И, взяв Нину за руку, увлек ее за собой. Под мышкой у него было что-то завернутое в парусину. Он торопливо стал распаковывать сверток и скоро извлек тяжелую металлическую шкатулку. Ринулся к серванту и, найдя ключи, трясущимися руками открыл ее. Блеснуло золото, серьги, браслеты, камни. Взяв шкатулку в обе руки, Зеленцов подошел к Нине:

— Это все ваше, Нина Сергеевна. Все, до единого камушка. Здесь много.

Нина, прижав к груди руки, боязливо пятилась от него, словно отбиваясь от наваждения:

— Зачем это вы, зачем? Не нужно мне ничего. Ничего не нужно.

Зеленцов, рывком поставив на диван шкатулку, ринулся к кровати, разбросал ее убранство, полез правой рукой куда-то глубоко под матрац и достал пакет. Нервно разорвал его и бросил на диван сберегательные книжки. Они сероватым веером разлетелись по мягкой бархатистой обивке.

— И это все будет ваше. Здесь, — он указал на книжки и шкатулку, — почти миллион. Поймите, без малого миллион.

Морозова, удивленная, ошарашенная, со страхом и жалостью смотрела на Зеленцова и не могла унять нервную дрожь. Она присела на край дивана и глухо попросила:

— Дайте мне стакан воды. — Отпив два-три глотка, не глядя на Зеленцова, сухо заговорила: — Вы извините меня, Юрий Яковлевич, я, видимо, по глупости дала вам какой-то повод для ошибочных предположений. Прошу извинить меня за это. Но поймите: ничего у нас с вами не выйдет. Ничего. Я не люблю вас. А богатство? Оно мне не нужно. Вы меня даже перепугали им. Не в сберкнижках и золотых браслетах счастье.

— Да поймите вы, глупая. Я уже на склоне лет… А вы… вы молодая, безбедно жить будете.

Морозова метнула на Зеленцова гневный взгляд:

— Купить меня собрались? Вы неудачно сделали свой выбор, Зеленцов. Извините, мне пора. — Нина Сергеевна поднялась и направилась к выходу.

Зеленцов опередил ее, встал в дверях и просяще, заискивающе взмолился:

— Нина Сергеевна, погодите еще минуту, выслушайте меня. Поймите, ведь погибну я, погибну. Все прахом пойдет. Ну подумайте, умоляю вас. — Он снова поймал ее руки, прижался к ним мокрыми, скользкими губами.

Нина Сергеевна брезгливо отстранилась от него и торопливо пошла к двери. Перед тем как открыть ее, сухо и непримиримо попросила:

— И давайте забудем об этом разговоре, Юрий Яковлевич. И никогда, слышите, никогда не возобновляйте его. И вам и мне будет стыдно, если о нем будут знать люди.

— Нет, нет и нет, Нина Сергеевна, я не отступлюсь от вас, я буду надеяться. Я буду ждать и надеяться.

— Я все сказала, Зеленцов. Прощайте.

Нина захлопнула дверь, и скоро на лестнице застучали ее торопливые шаги.

Зеленцов медленно, шаркая ногами, добрел до дивана. Он долго сидел сгорбившийся, убитый случившимся. Потом потянулся к шкатулке, открыл ее. Желтоватыми бликами сверкнули золотые браслеты, искрились цветами радуги бриллиантовые колье, таинственной зеленью мерцали изумруды. Зеленцов с тяжелым вздохом собрал с дивана сберкнижки, водворил их вновь туда же, под матрац, и, поднявшись на чердак, упрятал в старый тайничок шкатулку. Вернувшись в комнату, налил полный фужер вина и выпил его залпом без роздыха.

— Что ж, Зеленцов, поздравляю тебя с полным провалом, — саркастически усмехнувшись, проговорил он.

И такая жалость к себе, такое острое гнетущее чувство невозвратно ушедшей надежды поднялось у него в душе, что он застонал от боли.

Он понимал, что не мог внушить Нине Сергеевне особых чувств. И не очень на это рассчитывал. Но ее равнодушие к благам, что предложил, никак не укладывалось в его сознании, казалось чудовищным и необъяснимым.

«Ну нет, не может этого быть. Не может, — думал он, мечась по комнате. — Чтобы женщина отказалась от такого? Чепуха. Одумается, поймет. И мы еще поглядим, посмотрим».

Он был настойчив и деятелен в своих попытках склонить Нину Сергеевну на союз с ним. По-прежнему ухаживал за ней, пытался дарить теперь уже баснословно дорогие подарки. Но все было тщетно. Подарков у него не брали, встреч избегали, а когда его настойчивые знаки внимания превратились в назойливость, то и дружески-товарищеские отношения были решительно прерваны.