Наследники

— Привычка хорошая. Спора нет.

Данилин не сдавался.

— Вести весь производственный комплекс одновременно — прожектерство, не больше. Я тоже за сжатые сроки, за досрочную сдачу. Но я против авантюр. Все это слишком серьезно, чтобы решать походя, вопреки расчетам, реальным возможностям.

Министр терпеливо дослушал эту горячую реплику, пристально посмотрел на Данилина. Тот сидел, опустив глаза, что-то чертил и чертил на развороте своей папки для бумаг.

— Жизнь порой вносит коррективы в любые планы и наметки. — Голос министра звучал спокойно, подчеркнуто спокойно. — Да, мы утверждали и проекты, и сроки, и графики. Но из этого вовсе не следует, что мы должны встать перед собственными решениями и молиться на них. Да, имелось в виду до ввода второй очереди обеспечивать «Химмаш» литьем, крупногабаритной арматурой и поковками путем кооперированных поставок. Но предприятия получили новые, дополнительные и притом очень важные задания. Продукция для «Химмаша» с них не снята, но идет как сверхплановое задание, и заводы не без оснований опасаются, что с этим они не справятся.

Данилин бросил:

— Пусть справляются. Это не фабричонка какая-то, а «Химмаш».

— Подтянуть их, конечно, подтянут. Но лихорадка неизбежна. И еще надо учесть, продукция для «Химмаша» сложная. Пока освоят технологию, оснастку… Есть ли смысл затевать все это на год-полтора?

Данилин буркнул:

— Не знаю. Такие вещи надо продумывать раньше.

— Согласен с вами, Владислав Николаевич. Согласен. Но ведь на главке-то сидели, кажется, вы? Так, может, и упреки эти себе адресуете?

И, уже обращаясь ко всем, министр произнес:

— В Госплане и в правительстве тоже озабочены положением, складывающимся с «Химмашем». Нам надо все очень серьезно, обстоятельно взвесить. Я понимаю, что огорчаю вас, Владислав Николаевич, но должен сказать, что коммунисты стройки ближе к истине, нежели вы. И потому давайте договоримся о следующем: завтра же надо встретиться с заказчиком, с Гипромашем. Будем входить с согласованными предложениями в правительство. А вам, — министр обратился к Данилину и Быстрову, — убрать шпаги в ножны, считать, что поединок закончился. И думать, думать, как организовать дело, что нужно стройке… До зимы, до морозов надо выхватить нулевой цикл по основным объектам. Это главное.

Что касается материалов, — министр уже обращался к своим работникам, — то надо дать «Химстрою» все, что нужно. Проверьте все наши фонды, все запасы. Чего не хватит — срочно готовьте предложения в Госплан и Госснаб.

Данилин отмалчивался долго, но, видя, что министр уже не ждет и не спрашивает его мнения, а продолжает обсуждать и решать то один, то другой вопрос, пересилив себя, тоже включился в общий разговор. Ведь лучше его никто из присутствующих не знал, что и в каком количестве нужно стройке, что подводит и режет сейчас, что будет узким местом завтра или послезавтра.

Министр слушал его соображения внимательно, изредка делал заметки в блокноте или коротко бросал:

— Бубнов — это тебе. Герасимов — это по твоей части.

Или:

— Это надо просить наверху. Готовьте предложения, расчеты…

Под конец разговора министр, глядя в упор на Данилина и Быстрова, произнес:

— Дадим почти все, что просите. Ясно? Но уговор дороже денег. Споры — побоку. Обиды — тоже. Единым гужом за дело.

Данилин все еще раздраженно ответил:

— Задачу вы нам дали, голова кругом идет.

Сказав это, он резко, рывком закрыл папку и отодвинул ее от себя, словно в ней была причина всего, что произошло.

Министр улыбнулся:

— Нервы, нервы, Владислав Николаевич, успокойте. Тогда и голова кружиться перестанет. Она у вас не плохая, знаем.

Когда министр со своей группой уехал, Данилин хмуро спросил:

— Слушайте, Быстров, раз вы знали, что там, наверху, по «Химстрою» появились другие задумки, что же вы мне не сказали об этом раньше? Все было бы гораздо проще. Я, конечно, и сейчас не согласен со всем этим, но в то же время не настолько глуп, чтобы лезть на рожон. Но вы-то, вы-то ортодоксом себя выказали, пели же, оказывается, с чужого голоса? А я все ломал голову, почему так смело идет на абордаж наш парторг?

Быстров понимал состояние Данилина, чувствовал, как клокочет в нем досада. От нее и шли эти слова. Без обиды Алексей проговорил:

— Владислав Николаевич, вы сами знаете, что говорите ерунду. Рассудку вопреки, наперекор стихиям… — И, помолчав немного, озабоченно, деловито предложил: — Давайте завтра людей соберем, начальников участков, прорабов, бригадиров.

Данилин нетерпеливо прервал:

— Ну как же, обязательно, вы без этого не можете. Посоветоваться, посовещаться, мобилизоваться. А разрешите вас спросить: что случилось? Что произошло? Новые сроки? Новый график? Пусть они мне сначала дадут все, что обещали. Все, до последнего чертежа, до последнего болта и гайки. Тогда я посмотрю и подумаю. Увидим, чем товарищ министр подкрепит свои руководящие указания.

А Быстров, будто не услышав этой тирады, продолжал свое:

— Я думаю, обязательно людей надо собрать. Дело нешуточное.

Данилин поднял в вялом приветствии руку.

— Ладно, давай по домам. Подумаем завтра. Утро вечера мудренее.