«Там очень ждут от нас, чтобы помогли стройке. Ждут и надеются… А насчет своих пацанов не беспокойся. Это дело уладим. Поезжай и будь спокоен».
Уехал я в Березники в тот же день. Скребло, конечно, на сердце — что-то будет с ребятами? Понимал, что не только мои докуки у Косарева на плечах, думалось порой — а вдруг забудет?.. Но нет, не забыл. Уже через неделю получил я известие, что мои пацаны определены и на учебу и под присмотр.
Луговой помолчал немного и добавил:
— Штурмовали, действительно. На полную мощность. На два года раньше срока построили комбинат-то.
Быстров, Снегов и секретарь ЦК слушали Семена Михайловича не перебивая, понимая его чувства и волнение. Потом Быстров, обращаясь к Снегову, с улыбкой сказал:
— Мотай, Анатолий, на ус. Герои, как видишь, не только на «Химстрое» были.
Снегов будто ждал этих слов.
— А я это, Алексей Федорович, хорошо знаю. И считаю, что их традиции нам надо смелее брать на вооружение. Рассказ товарища Лугового, по-моему, еще раз доказывает, что наши с вами страхи и сомнения, мягко говоря, здорово преувеличены.
Быстров попросил его:
— Подожди, Анатолий, не спеши. — И, уже обращаясь к секретарю ЦК, проговорил: — Не терпится комсоргу положить нас на обе лопатки.
Быстров рассказал о выступлении Мишутина на заседании парткома, о шумном комсомольском комитете, о своей беседе со Снеговым.
— Одним словом, приехали к вам совет держать. Ведь сюда, к вам, со всей страны мысли молодых сходятся, — и, помолчав немного, добавил: — И еще одно. Ребят съехалось к нам на «Химстрой» много, народ в основном замечательный — боевой, задорный, но вопросов, запросов, проблем по горло. Помогать нам надо, основательно помогать.
Секретарь ЦК, сделав какую-то запись в блокноте, посмотрел на Снегова.
— Что ж. Слово комсоргу?
Анатолий поднялся со стула. Он с трудом сдерживал волнение.
— Я повторю то, что уже говорил раньше. В комитете, товарищу Быстрову, в МК комсомола… Вопрос о каком-то якобы неправильном крене в работе нашего комитета раздут искусственно, без серьезных причин. Организация у нас многотысячная, необычная по составу. К нам ведь посылали лучших. Что же мы будем им азы да прописные истины толковать? Для нас главное в том, чтобы ребята заняли свое ведущее, решающее место на стройке, чтобы любое дело горело у них в руках. И тем самым оправдали доверие партии комсомолу. В этом я вижу свой долг, задачу комитета и всей организации. Находятся, однако, товарищи и говорят: зря так много занимаетесь этим. Надо поменьше. Вы упускаете, видите ли, главное. А это главное, по их мнению, заключается в том, чтобы были лекции да кружки, экскурсии да диспуты и чтобы мы каждого на узде держали — куда пошел да сколько выпил. Конечно, можно внять этим советам, забросить бригады, смежников, объекты, заняться только спасением душ. Но тогда организация перестанет быть тем, чем она является, — ударной, боевой силой стройки. А что сейчас это именно такая сила, думаю, товарищ Быстров подтвердит.
Снегов остановился и вопросительно посмотрел на парторга.
Быстров с готовностью ответил:
— Абсолютно правильно. Ребята работают выше всякой похвалы. Идешь по стройке — такой задор, такая кипучка, что самому хочется засучив рукава встать в любую бригаду. Да и не только это. Начальник строительства отнюдь не в шутку говорит, что весь аппарат отдела снабжения сделал для стройки меньше, чем наши комсомольцы. — Повернувшись к Анатолию, он продолжал: — Все это хорошо и даже отлично, дорогой товарищ Снегов. Но речь-то ведь идет о другом — как сочетать производственные дела с воспитанием съехавшейся к нам молодежи. Суть нашего спора предельно проста: ты говоришь, главное — даешь корпуса, объекты, даешь темпы и сроки. Остальное приложится. — Быстров обращался теперь к секретарю ЦК: — Мы же говорим: нет, само собой это не приложится. И темпы, и сроки, и объекты нам очень нужны. Очень. Но ведь все это делают люди. Анатолий обижается на товарищей за то, что они тревожатся за ребят. Для беспокойства оснований, к сожалению, более чем достаточно. Около сорока бригад не справляются с нормами. Прогулы есть! И немало. Выпивают ребята. Хулиганства, грубости, сквернословия сколько угодно. Девчата опять же. Всякие так называемые новые веяния липнут к ним, будто пух к меду. Космы такие стали носить, что на стройке словно русалки поселились. Зашел тут как-то в каменское кафе. Девчонки с бетонного завода водку хлещут под стать парням. Теперь, говорят, это модно. Матерей-одиночек опять же изрядно предвидится. — И снова к Анатолию: — Ты все время твердишь: это не главное. Ну что, дескать, мы будем тратить время на такие мелочи? Да какие же это мелочи, Анатолий? Ты вот не задумывался, почему на комсомольские собрания ходит от силы половина комсомольцев?
— Смены же, — глухо проговорил Снегов.
— Смены здесь ни при чем. Ребят в дни собраний подменяют. Но результат тот же. Так что сомнения у товарищей возникают не зря. Завод-то построим, а людей упустим.
Снегов, явно рассчитывая на поддержку секретаря ЦК, с отчаянием в голосе воскликнул: