Наследники

— Спасибо, конечно, за доверие. Но я скажу то, что уже говорил и товарищу Быстрову и везде. Не справлюсь я. Организация вон какая, а у меня почти никакого опыта. Если уж Анатолию было трудно, то мне и совсем не потянуть. Коль вопрос с ним решен, пусть нам пришлют кого-то из опытных комсомольских работников. На «Химстрой» можно не пожалеть.

— Ты же все время рвался на это кресло. Вот и садись, — с иронией бросил Снегов.

Виктор вспыхнул, сжав губы, посмотрел на него, но ответил спокойно:

— Опять за старое, Анатолий? Сам же знаешь, что говоришь ерунду. — И, вновь обратившись ко всем, закончил: — Считаю, что надо попросить прислать кого-то из работников ЦК или МК. Мне это не по плечу.

Удальцов пошутил:

— Устав не знаешь, Виктор. Надо же из членов комитета.

— ЦК может разрешить кооптацию.

— Может. Только не надо. Тебя изберем.

Раздалось несколько голосов:

— Правильно.

— Давайте голосовать. Не крути, Виктор.

Зарубин выступал еще несколько раз. Переубедить ребят ему, однако, не удалось.

Вечером, оформив приемку и передачу дел, Виктор вышел проводить Анатолия. Стоя у машины, перебрасывались незначительными фразами. Разговора не получалось. Наконец Виктор впрямую спросил о том, что мучило его весь день:

— Анатолий, неужели ты думаешь, что я… хотел твоего ухода?

Снегов пожал плечами, собрался было сказать что-то злое, резкое, но сдержался. В глубине души он не верил этому. Но и взять те слова обратно, сказать что-то теплое, дружеское у него не хватило сил. Обида и на Виктора и на Быстрова, на всех ребят, злость и досада на себя все еще горели в нем. Сухо, неприязненно он проговорил:

— Не будем об этом. Желаю тебе самых блистательных успехов. Бывай здоров.

Машина уже отошла, а Виктор все стоял у крыльца и смотрел ей вслед.

Его окликнул Быстров. Они с Данилиным куда-то уезжали.

— Ты что, Зарубин, тут дежуришь?

— Анатолия провожал.

— А, понятно. Обид у него — вагон. Бес самолюбия бушует. Ну, да ничего, переживет. Парень не глупый, и, если захочет, пользу для себя из этой истории извлечет. Так что не терзайся. И за дела, за дела берись, товарищ комсорг.

Не чувствовал Виктор вины перед Анатолием и все же мучительно переживал все, что произошло. Ведь терять товарища, терять дружбу иногда не менее больно и тяжко, чем терять любовь. А то, что их дружба погибла, было ясно обоим.

Глава XXII. По следам дельцов

Бесконечная цепь холмов, поросших елью, березой, дубком, окружала Каменск, волнистой широкой дугой уходила вдаль, теряясь где-то в районе Валдайских высот на севере и в Талдомских лесах на северо-востоке. Это шла Клинско-Дмитровская гряда.

Среди этих холмов, километрах в тридцати от Каменска, профсоюзные работники «Химстроя» облюбовали и застолбили обширный лесной участок, поставили на крутом взгорье небольшое сооружение из древесностружечных плит. Было решено, как только сойдет снег, развернуть строительство пионерского лагеря и базы отдыха.

Сейчас же здесь обосновались любители лыжных прогулок. Лучшего места нельзя было и желать. Среди просек вились многочисленные пологие и крутые спуски. Природа будто специально позаботилась о том, чтобы сделать удобную лыжню для ребят. Плотный гребень леса на вершинах холмов прикрывал лыжные тропы от северных ветров, снежный покров манил белизной и свежестью. Редко кто из ребят, хоть раз побывавших здесь, не стремился бы приехать сюда снова. А когда кончался день, собрать их, чтобы вовремя вернуться домой, было довольно трудным делом.

Сегодня запропастился куда-то Костя Зайкин. Все были уже в сборе. Кто отряхивался от снега, кто переобувался, кто наслаждался горячим чаем, который так аппетитно булькал в огромном чайнике на печке-времянке.

— Куда он все-таки делся? — с тревогой спросил Зарубин, ни к кому не обращаясь, но глядя на всех поочередно.

Кто-то беспечно ответил:

— Вы что, Зайкина не знаете? Забрался в какую-нибудь балочку, елозит мягким местом по снегу, а придет, будет рассказывать, как героически преодолевал спуски и буераки. Целый короб небылиц придумает.

Другой парень добродушно согласился:

— Что верно то верно. Сказок наслушаемся.

Прошло еще с полчаса. Сквозь украшенные морозными кружевами стекла было видно, как садилось солнце, закутываясь в белесую облачную кисею. Далекая кромка неба сначала алела от его последних лучей, потом стала серовато-оранжевой и наконец совсем блеклой. Шутки прекратились. Ребята выходили на улицу, кричали, аукали Косте, но никто не откликался.

Виктор подошел к окну, постоял с минуту. Быстро смеркалось. Кромка неба покрылась густыми синеватыми тенями и скоро слилась с темнеющей равниной.

Повернувшись к ребятам, Виктор сказал:

— Надо искать Зайкина, ждать больше нельзя. Давайте сделаем так. Двое пойдут по гребню на северо-запад, двое — на юг, к станции, трое спустятся на северный спад, и еще кто-нибудь по берегу реки километра два-три. Дальше он вряд ли ушел: лыжник-то далеко не первоклассный.

— Раззява он первоклассный. Заплутался в трех соснах, — с раздражением заметил парень, все еще ладивший у окна свои лыжи.