Наследники

— Ну зачем же так сразу? Сначала надо самим разобраться. А то начнутся проверки, комиссии, ревизии… Людей взбаламутим, а если ничего такого нет? Эти дела у Казакова и Богдашкина в руках. Оснований не верить им у нас нет. Надо узнать, что за цемент, почему его забросили в Межевое. Мы ведь всех обобрали, когда у нас было туго с материалами. Может, снабженцы с долгами рассчитываются? Нет, давайте сначала разберемся сами.

Быстров вспомнил недавний партком по Лебяжьему. Тогда ни Казаков, ни Богдашкин так и не смогли вразумительно объяснить, почему гнали цемент в Тимково. Может быть, потому и гнали? Но эта мысль показалась ему слишком невероятной. Он не решился высказать ее даже Данилину.

Видя его упорное нежелание выносить вопрос за пределы стройки, Быстров настаивать не стал. Уходя, проговорил:

— Хорошо, Владислав Николаевич, может, вы и правы, но разберитесь во всем этом как следует и скажите, что удастся узнать.

— Скажу обязательно, — суховато пообещал Данилин.

После ухода Быстрова он задумался: «Прав ли был, когда так решительно вступился за своих материальщиков? Казаков. Ведь, в сущности, знаю-то я его не очень близко. Да, но сказать, что совсем не знаю, тоже нельзя. В конце концов знакомы, наверное, лет пятнадцать, а то и больше. Всегда он слыл деловым работником, с хваткой, твердым характером. Пошли как-то в строительных кругах слухи, будто что-то неладное всплыло на Новомосковском комбинате, но к заместителю начальника стройки никаких претензий предъявлено не было, а вскоре он даже был награжден. Богдашкин тоже известен везде и всем. Зачем же тень на людей наводить?»

Да и вообще Владислав Николаевич не мог себе представить, что люди его круга — руководящее ядро строек — могли пойти на что-то неблаговидное. Он даже мысли такой допустить не мог, она оскорбляла его профессиональную гордость.

Владислав Николаевич хорошо знал людей строек. Грубоватые манеры и нравы? Да, есть такое. Найти «козла отпущения», «виновника» своих же просчетов, поплакаться всем и вся на трудности? Это они могут. Убедить хоть десяток комиссий и сдать объект, до окончания которого еще далеко, — тоже случается. Ну и выпить любит строитель, получку, премию или награду отметить. Все это так. Но чтобы кто-то из тех людей, которых знал Данилин, с которыми работал не на одной, а на многих стройках, мог пойти на что-то темное? Этого быть не может. «Нет, товарищ Быстров, торопиться не будем. Разберемся. Конечно, ты не строитель, для тебя наша братия временная, но мне-то она дорога, очень дорога. И если я за нее не заступлюсь, то кто же заступится?»

Такой итог подвел Владислав Николаевич. Правда, он не мог бы сказать, что у него все спокойно на сердце, но Данилин старался отогнать от себя эти тревожные мысли.

Глава XXIII. Неожиданное открытие

Разговор из комнаты отца доносился сначала глухо, не очень явственно, но затем стал все более и более громким; в голосе Петра Сергеевича послышались нотки раздражения и гнева. Таня встала из-за стола, чтобы прикрыть дверь, но возбужденные выкрики спорящих насторожили ее.

Таня не придала особого значения приходу сегодняшних гостей. Это было обычным: почти каждый вечер они бывали у отца. Правда, один из них пришел впервые. Это был крупный рыжеволосый мужчина лет сорока пяти, стриженный под бобрик, с круглыми, навыкате глазами. Держался уверенно, говорил басовито, часто и глухо кашлял.

— Шмель, — коротко представился он Тане, цепким взглядом окинув ее с головы до ног.

Наскоро собрав гостям холодные закуски, она вернулась к себе. Сейчас, услышав усилившийся спор мужчин, хотела войти к ним в комнату, но грубое, бранное слово, выкрикнутое там, остановило ее у самой двери. Из комнаты слышался голос отца:

— Нет, ты просто болван, идиот! Так попасться, так влипнуть!

В ответ послышался басистый, сипловатый голос рыжего:

— А откуда я мог знать, что там легавые поработали? Это вы должны знать, что под самым носом делается.

— С дураком свяжешься — сам поглупеешь, — опять зло и нервно проговорил Казаков.

И снова грубоватый и спокойно-назидательный голос:

— Не ту пластинку завел, Петр Сергеевич, не ту. Ругаться я могу и похлеще. Сейчас надо думать, как выплыть. А то всем небо с овчинку покажется.

— Ты что, угрожаешь? Да ты знаешь… — взвинченно зашумел Казаков, но его остановил Четверня:

— Подожди, Петр Сергеевич. Криком тут не поможешь. А тебе хвост поднимать нечего, — сказал он, видимо обращаясь к рыжему, — тебе голову оторвать мало. Так опростоволоситься!

Тот нервно и грубо отругивался:

— Да что вы хамите? Скажи, какие стратеги! Сидите себе в кабинетиках и бумажками играете. А работает кто? Шмель работает, Шмель! Так цените же это! А то рычат, как дворняги, испугать, видишь ли, хотят. Не на того напали. До сих пор-то все было в порядке. Южный порт забыли? Когда по десять косых в карман положили, тогда молчали, не хамили? Вам, вам надо бока-то помять. Я же говорил, что на центральный склад и в Тимково надо своих людей посадить. Сколько раз говорил?

— И посадили, — огрызнулся Четверня.