Наследники

Проходили недели, месяцы, а писем от Селивана все не было. Настенька задумалась. Обида на любимого постепенно сменилась тревогой за его судьбу: да жив ли он, да не случилось ли с ним чего худого? Да что же это она до сих пор не сходит к его родным и не узнает, как он там, что с ним?! Ну до чего же она скверная, бессердечная девчонка! Решение созрело, и Настенька стала быстро натягивать на себя шубейку. Скорее, скорее!..

На улице белым-бело. В плетнях, под соломенными крышами и в хворосте хозяйничали воробьи и синицы, радуясь, что остались на всю зиму чуть ли не единственными пернатыми в здешних краях. Во дворах и в хлевах мычали коровы, не свыкшиеся еще с зимним «распорядком дня» и тосковавшие по просторным степным пастбищам, по стойлу возле пруда, по хлопанью пастушьего кнута в росные, прохладные утренние зори, по прихваченным первыми заморозками сочным капустным листам на опустевших и потому никем не охраняемых огородах и по всему тому, что приносит с собой отрадная пора поздней осени, когда и жара и дожди не докучают и зима еще не приступила как следует к исполнению своих грозных обязанностей.

Настенька, опасаясь, что в последнюю минуту испугается и не решится войти в дом Громоздкиных, торопилась. Она машинально повернула деревянную вертушку, толкнула калитку и тут же увидела Селиванову мать, вышедшую навстречу ей с ведрами. «Ой, с пустыми!» — чуть не вскрикнула девушка, взглянув на ведра в руках пожилой женщины. И тут, опять же машинально, чувствуя, что пересыхает в горле, выпалила:

— Елена Осиповна… Меня просили в бригаде узнать, что с Селиваном!.. Где он служит и вообще… как он?

— Девонька, что с тобой, родимая? На тебе лица нет! — Елена Осиповна поставила ведра на землю и положила руки на Настенькины плечи. — Разве он тебе, окаянный этакий, не пишет?

— Пишет… три письма прислал! — сама не зная почему, соврала Настенька и зарделась.

— Ну и нам столько же. Нет… что же это я, старая, неправду говорю? Два он нам прислал, два, девонька! Пишет, что жив, здоров, служит, слава богу…

Но Настенька уж не слышала последних слов Селивановой матери. Она быстро-быстро шла домой. Настеньке теперь все было ясно. Если раньше она могла еще на что-то надеяться, думая, что при прощании с нею на станции Селиван не оглянулся просто случайно — замешкался, разволновался человек и все забыл, мало ли что? — то отныне это «не оглянулся» повернулось к Настеньке самой страшной своей стороной и утвердило девушку в наихудших ее и тщательно скрываемых от посторонних предположениях.

Дома мать сказала ей:

— Володя опять приходил, — и кивнула на подоконник, где стоял горшок с какими-то нелепыми цветами, в которых — Настенька видела это — белела запутавшаяся бумажка.

— Зачем он приходил? — холодно спросила Настенька, направляясь в свою комнату.

— Все за тем же. Надеется.

— Пускай не надеется, — отозвалась Настенька голосом, искаженным оттого, что в зубах держала приколку.

— А ты подумай хорошенько, доченька. Мать дурное не присоветует. Ноне женихами не разбрасываются. Вот он, твой-то, не пишет. Не больно думает о тебе…

— Ну и пусть! — прошипела Настенька из-за перегородки.

— Пусть-то пусть. Да как бы… Останешься в старых девках…

— Опять ты за свое!

— Да, чай, дочь ты мне аль кто? Они вон, которые приезжают из Советской-то Армии, не больно остаются в колхозе. Все в город норовят; ученые, вишь, все стали. Землю пахать им уже образование не дозволяет. Милиционером, пожарным, а все туда ж, в город… Отцы их и деды век в своем родном селе проживали. Родились тут, тут и в землю ложились. А эти бездомники как вылупились, только их и видали. И души, что ли, у них нет — не затоскуют ведь по дому-то, как, скажи, железные, нечистый бы их всех побрал! И чего властя глядят на этакое безобразие? Разве годится так-то? Матери живут в селе без сыновей, а девчонки без женихов остаются — с ума сойти! Я б на месте властей всех их, окаянных, домой бы повозвращала. Пусть землю пашут да сеют хлеб, а не шляются попусту по городам-то!..

— А что бы ты сделала с теми, мама, которые учеными да инженерами стали, как, скажем, Дементий Ефремов? — спросила Настенька; ей почему-то стало немного легче от ворчливых слов матери.

— Я об таких не говорю. Пусть умные машины делают да пишут ученые книги — от них тоже польза. А вот которые поденщиками при городе, вот энтих я бы всех, как есть, до единого вернула в родные их деревни!

— Хорошо, мама. Только при чем же тут Селиван?

— Как при чем? А разве он вернется? Думаешь, он не такой же вертопрах? Вот попомни мое слово — не вернется. Ну, заглянет, можа, на недельку-другую, не без этого. Попьянствует с родней, с дружками-приятелями — да и поминай как звали! Аль я не знаю, как все бывает… А тут человек приходит свататься, красавец да умница… Такого молодца поискать!