Наследники

«Нас постигло большое горе. Несколько дней тому назад на Южном Буге погиб замечательный человек и талантливый командир полка — кавалер пяти орденов гвардии подполковник Игнат Федорович Попов. Похоронили в Семеновке. А уже за Бугом спустя неделю в кармане убитого солдата нашли стихотворение. Удивительно все это!

30 марта 1944 г.»

Он лежал в глубокой и сырой борозде в курящейся паром черноземной украинской степи. Санитары повернули его лицом вверх будто для того только, чтобы он в последний раз своими широко раскрытыми, но уже ничего не видящими глазами посмотрел в ясное по-весеннему, родное небо. Документов в карманах солдата не оказалось, так что трудно было установить его имя. Листок же, вырванный, очевидно, из тетрадки, был не подписан. На нем — стихотворение. Оно, конечно, далеко от высокой поэзии. Но я привожу его полностью:

Катится по шинели
Слеза, и горька, и тяжка…
Бесстрашный, любимый всеми,
Погиб командир полка.

Земля завертелась кругом,

В разрывах не слышно слов.
Но страшная весть над Бугом
Промчалась: убит Попов!

Попов, что не верил бедам,

Что храбрость вливал в сердца,
Что вел нас всегда к победам
У Волги и у Донца.

Смерть, коварная, злая!

Нашла же кого ты взять?
Ведь жизнь свою каждый, знаю,
Готов за него отдать!

Над трупом отца не плакал,

Не плакал от тяжких ран,
А, видишь, над ним заплакал
Суровый наш ветеран.

Так пусть содрогнутся гады,

Нам лозунгом будет: месть!
Прикажут: взять все преграды!
Ответим мы только: — Есть!

Товарищ, что в нашем слове?

К оружью! И выше стяг!
Потоками черной крови
Заплатит нам злобный враг!

Южный Буг, 27 марта 1944 г.

Не помню, по чьему предложению, но только похоронили того безвестного солдата в селе Семеновке рядом с могилой Игната Попова. Так и лежат они плечом к плечу: гвардии подполковник и гвардии рядовой — верные сыны России.

Незлая шутка

«Слаще ли редька хрена? Вот в чем вопрос!

5 апреля 1944 г.»

Помимо начальника политотдела полковника Денисова «Советский богатырь» имел как бы постоянного своего шефа, а точнее сказать — опекуна, в лице гвардии капитана Солдатова. Добрый по натуре, он был, однако, беспредельно строг и суров в смысле воинской дисциплины, которая в славном «хозяйстве первопечатника Ивана Федорова», как мы называли свою дивизионку, конечно же похрамывала на обе ноги. Капитан Солдатов, судя по всему, поставил перед собой заведомо неразрешимую задачу: подковать нас на эти самые две ноги. Устраивал нам ночные тревоги, марш-броски с полной боевой выкладкой, смотры нашей строевой выправки, при этом бедных наших хлопцев-наборщиков по часу заставлял стоять по команде «смирно». Мало того, самозванно взял на себя роль военного цензора и был столь скрупулезен по части сохранения тайны, что в пору хоть закрывать газету. «Н-ская дивизия», «Н-ский полк», «Н-ский батальон», даже «Н-ская рота» — вот любимая терминология капитана Солдатова. Однажды ради шутки мы набрали заметку, в которой было сказано буквально следующее:

«На днях в Н-ском полку солдат Н. первым ворвался в Н-ский населенный пункт, убил энное количество фрицев…», ну и так далее.

Солдатов внимательно прочел сие сочинение, поморщил лоб, соображая, и затем размашисто завизировал: «Разрешаю. Солдатов». При этом следует иметь в виду, что никто в его визе и не нуждался: у нас без него было кому позаботиться о сохранении военной тайны.

Про себя мы посмеивались над Солдатовым, понимали, что все его усердие продиктовано, в общем-то, самыми добрыми побуждениями, и все-таки очень обрадовались, когда узнали о переводе Солдатова в другую дивизию. Мы хоть и привыкли к нему, тем не менее вздохнули с облегчением: наконец-то! А через два дня узнали о новом нашем шефе. Фамилия его была… Солдатенко.

Бедный, он никак не мог понять, появившись в расположении нашего веселого «хозяйства», отчего вся наша братия встретила его дружным хохотом.