Наследники

Утром полковник Лелюх, замполит Климов, пропагандист полка майор Шелушенков, командир третьей роты и командиры взводов прибыли на стрельбище. Ночью выпал снег, и десятка два солдат под руководством старшины Добудьки расчищали огневой рубеж и траншеи для показчиков мишеней.

Вскоре прибыли и сами стрелки.

Петенька Рябов был назначен показчиком и уже сидел в траншее, поглядывая оттуда, как сурок из своей норы, настороженно навострив уши, готовый в любую секунду юркнуть за насыпь, над которой возвышались шесть озябших, побуревших от мороза «грудных» мрачных фигур, выставленных под пули. Далеко слева, еле видимая, маячила пирамида, похожая на землемерную вышку. На ней стоял солдат. Временами там что-то ослепительно блестело. Вот с исходного рубежа к огневому подошла первая смена — шестеро солдат из взвода лейтенанта Ершова, среди которых был и Селиван Громоздкин. Селиван должен был стрелять в третью слева мишень. Сообразив это, Рябов попросил у старшего по укрытию разрешения контролировать именно эту мишень.

Вдруг то, что блестело на вышке, сверкнуло еще ярче, и над снежной равниной, дрожа, поплыл, будоража людей, медноголосый зов трубы: «Попади, попади, попади!»

До Рябова донесся голос Добудьки, докладывавшего ротному командиру:

— Товарищ старший лейтенант, смене выдано восемнадцать патронов!

И чуть позже — голос ротного:

— Смена, выдвинуться на огневой рубеж!

Петенька нырнул в траншею и почувствовал, что ему жарко. Потом, набравшись храбрости, он выглянул из-за насыпи и на миг увидел широкое, темно-красное в сумерках лицо Громоздкина, решительно двинувшегося прямо на него, Петеньку.

Селиван лег, долго ворочался, ища лучшее положение телу — ему все что-то мешало. Но вот наконец он замер и плавно потянул на себя спусковой крючок. И в это время прямо у его уха грянул чужой оглушительный выстрел, и перед заслезившимися вдруг глазами Громоздкина все волнообразно качнулось. Он отвел палец от крючка, шумно выдохнув из расширившихся легких долго сдерживаемый воздух. Грудь его поднималась и опускалась, а с нею вместе поднималось и опускалось плечо, к которому он крепко, до боли, прижимал приклад карабина. Селивану хотелось во что бы то ни стало найти ускользающую мертвую точку, чтобы можно было мгновенно спустить курок, но найти эту точку все не удавалось, и никак нельзя было ни сосредоточиться, ни успокоиться, потому что слева и справа от него гремели выстрелы. Чувствуя, что он задержался бесконечно долго, Громоздкин резко потянул окоченевшим пальцем за крючок. Грохнул выстрел. Это ободрило Селивана, и следующие выстрелы раздались сразу же, один за другим. К удивлению Громоздкина, он отстрелялся первым, и ему еще минуты три пришлось лежать, пока не отстрелялись его товарищи.

Отведя смену за исходный рубеж, руководитель стрельб позвонил старшему по укрытию и приказал осмотреть мишени.

Первым выскочил из траншеи Петенька.

Громоздкин, весь натянутый как струна, не мигая следил за дальнейшими действиями друга.

Минута, другая, третья…

А Петенька все смотрит и смотрит на чистую, нетронутую мишень. Он не верит, он не может поверить в то, что стало уже очевидным: все три пули Селиван послал «за молоком».

А Громоздкин, в свою очередь, напряженно глядит на маленькую, согбенную фигурку Рябова, продолжающего свои напрасные поиски — а то, что они напрасные, Селиван понял уже в первую минуту, понял по озабоченной спине Петеньки, по тому, как на ней, чуть повыше хлястика, сердито вздыбилась шинелишка, по тому, как Петенька боится повернуться и взглянуть на своего приятеля. Но Селиван все-таки на что-то еще надеется: уж очень ему не хочется верить в то, что случилось, случилось в тот день, когда ему, неудачно начавшему свою службу, до крайности хотелось отличиться.

Но вот Петенька, так и не оглянувшись, будто был виноват в очередной неудаче, постигшей его товарища, шмыгнул в укрытие. Оттуда вскоре сообщили результаты: пять мишеней поражены и лишь в одной не обнаружено пробоин. Это была мишень рядового Громоздкина.

Ошеломленный Селиван стоял на исходном рубеже и не сразу понял, что это к нему адресованы слова командира полка:

— Как же это вы, товарищ Громоздкин, а? Вы меня слышите?

— Ох… простите, товарищ полковник.

— Вы не больны?

— Никак нет, товарищ полковник.

— Так в чем же дело?

— Не знаю… Может, с оружием что…

Услышав такие слова, Добудько забеспокоился.

— Того не может быть, товарищ полковник! — заторопился он. — Карабин в порядке. Это уж точно!

— А мы сейчас проверим. — Лелюх покривил губы в улыбке. — Ну-ка, товарищ Добудько, попробуйте…

— Слушаюсь!

Старшина взял из рук Селивана его оружие, получил патроны и поднятым из берлоги медведем, свирепо насупившись, двинулся вперед. Привычно бросил свое крупное тело на снег, широко раскинул ноги и застыл. Сразу же раздался выстрел, потом второй и третий — через равные промежутки времени. Отряхнувшись, Добудько спокойно возвратился на исходный рубеж.