Наследники Асклепия

Однажды ко мне в стационар поступил патологически склочный больной. У нас была медицинская сестра — сошедший с небес архангел. Когда она заходила в палату, начинали сиять лица даже у самых мрачных больных. Он и с ней сумел поскандалить и довел ее до слез. Как-то во время моего обхода он заявил, что не доволен лечением и требует консультацию профессора из ортопедического института. Я никогда не противился желанию больного получить второе мнение. Тем более — в этом случае. В ту пору я еще не был доктором медицинских наук. Но положение не изменилось, даже если бы был.

Больной пригласил профессора, которого в свое время я сделал кандидатом медицинских наук. Случилось так, что тот вошел в палату, еще не повидав меня. А когда я присоединился к нему, консультация уже шла полным ходом с назначениями, абсурдность которых не поддается описанию. Я попросил профессора прервать консультацию и пройти со мной в ординаторскую якобы для того, чтобы познакомить его с результатами некоторых исследований. В ординаторской я содрал с него шкуру. Прежде всего, я продемонстрировал ему абсурдность его назначений. Он был вынужден согласиться. Затем я напомнил ему то, что он забыл, возносясь на должность: ни чины, ни звания не заменяют знаний. А знаний у него не было, нет и не будет.

— А теперь ступай в палату и внуши этому сукину сыну, что, познакомившись с результатами исследований, ты изменил свое мнение.

— А если он спросит, каких исследований?

— Хватит мне думать за тебя. Придумай сам. Например, влияние взрыва сверхновой в созвездии Близнецов на любовные трели лягушек. А еще лучше — забери его к себе и делай с ним, что хочешь.

Он пошел в палату. Я остался в ординаторской. Присутствовавший там врач рассказал, как выпутывался консультант, как взорвался скандал, как профессор, от которого за долгие годы нашего знакомства я не слышал громкого слова, чуть ли не крыл больного матом. Забавно, больной после этого присмирел и с открытым ртом ловил каждый мой слог.

Что касается статей, подписанных мною, я писал только тогда, когда мог в них изложить что-нибудь новое, никем не сказанное до меня. И старался не быть соавтором даже в случаях, когда мною была сделана значительная часть, но не вся работа.

Как-то терапевты нашей больницы попросили меня помочь им поставить диагноз. Я отказывался, ссылаясь на то, что забыл в терапии даже пройденное в институте. Ничего, возражали терапевты. Мы ответим на любой вопрос. Твое дело только думать и, как ты это обычно объясняешь, отбрасывать ненужные диагнозы.

Больной тридцати одного года страдал от болей в грудной клетке. Я спрашивал больного и терапевтов, получал ответы и думал отчаянно. Коллеги сказали мне, что видели, как у меня в мозгу ворочаются валуны. Часа через два или три я выдал диагноз: воспаление грудного лимфатического протока.

Терапевты подняли меня на смех. Не бывает такого! Я беспомощно развел руками.

Прошли две недели. В ординаторской раздался телефонный звонок. Терапевты просили, если я могу, прийти в патоанатомку. Пришел. Вскрывали того самого тридцатиоднолетнего парня. К моему приходу уже был поставлен диагноз после смерти: воспаление грудного лимфатического протока.

— Если бы мы поверили вам, — сказали терапевты, — парня можно было спасти. Жаль. Но как вы поставили этот диагноз?

— Во-первых, я не знал, что такого не может быть. Во-вторых, и это главное, я отбрасывал все, что не соответствовало клинической картине. Из всех анатомических образований в грудной клетке остался только лимфатический проток. Симптомы воспаления были видны в результатах анализов крови. Поэтому не оставалось ничего другого, кроме этого диагноза.

Через несколько дней терапевты принесли мне статью. Четыре автора. На первом месте я. Затем два терапевта. Заключал патологоанатом. Себя я вычеркнул. Я не терапевт и к этой работе не имею никакого отношения.

Примерно такими же соображениями я руководствовался, отказываясь подписать статью с урологом, у которого был консультантом его докторской диссертации.

Бывали и другие соображения. Я руководил кандидатскими диссертациями двух хороших ортопедов. Но неофициально. Врачам-евреям могло повредить мое имя в качестве официального руководителя. Поэтому таковым числился профессор, не имевший понятия о работах его диссертантов. Разумеется, я не мог быть соавтором статей, хотя более пятидесяти процентов работы было сделано мною.

Но были и другие случаи. Однажды ко мне обратился молодой врач-ортопед. Он попросил меня предложить ему тему кандидатской диссертации. Врач приехал из областного центра, где он работал в госпитале для инвалидов Отечественной войны. Я предложил ему тему, которая казалась мне (а в будущем и оказалась) весьма интересной и перспективной.