Однажды, — мы были тогда на втором курсе, — встретив меня после занятий, Леша предложил зайти с ним в забегаловку. Почему именно мне он решил рассказать свою одиссею? Не знаю. Может быть, сочетание у меня наград и ранений делало меня в его глазах достойным представителем фронтовиков? Не знаю.
После стакана водки и соленого огурца, — на большее у Трофейной команды не было денег, да и я, увы, не мог добавить, — он рассказал мне, попросив хранить это в тайне, как, будучи молодым сельским фельдшером, сотрудничал с партизанами, как выдали его, как он был схвачен немцами и отправлен подыхать в концентрационный лагерь Бухенвальд. Там он возглавил сопротивление.
Уже спустя много лет я узнал, что участники сопротивления в Бухенвальде — бельгийцы, голландцы, итальянцы, французы в своих воспоминаниях описали фантастический героизм Алексея Гурина. Русских среди описывавших не оказалось. Выжившие попали в советские лагеря. Тогда за стаканом водки я ничего не знал о воспоминаниях участников сопротивления. Может быть, не знал этого и сам Алексей. Во всяком случае, он и словом не обмолвился о героизме.
Но почему я должен хранить в тайне потрясший меня рассказ? Почему я не должен пристыдить моих однокурсников за кличку Трофейная команда? Леша объяснил, что чудом избежал смены концентрационных лагерей — немецкого на советский. Он и сейчас живет в постоянном страхе. Поэтому лучше не распространяться. А вот мне ему просто необходимо было рассказать. На следующий день, ничего не объясняя, я потребовал прекратить кличку Трофейная команда. По-видимому, требование было предъявлено в такой форме, что никто не спросил о причине, и отношение к Алексею изменилось.
После окончания института Алеша работал хирургом в Винницкой области. Пациенты обожали своего врача. Да как можно было не обожать этого умелого добрейшего толстяка?
Году в 1963-м он переехал в Киев. В первый же день он пришел ко мне поблагодарить за то, что в студенческие годы нашелся человек, которому можно было излить душу, не опасаясь за очередной арест. Нам часто приходилось работать в одной операционной. Я восхищался этим славным человеком. В день Победы в 1965 году Алексею Гурину вручили орден «Отечественная война» 1-й степени. Мы уже не ограничились стаканом водки и соленым огурцом. И мне не надо было хранить в тайне его историю. О смерти этого замечательного врача я узнал в Израиле.
Смерть догоняла еще молодых, увернувшихся от нее на войне. Из семи танкистов, учившихся на нашем курсе, трое — Яков Богуславский, Иосиф Карельштейн и Женя Эбнер — умерли совсем молодыми в Советском Союзе, Захар Коган — в Израиле. Трое, слава Богу, еще живут в Израиле — Михаил Фурман, Мэир Эльфонд и ваш покорный слуга. Не знаю, как это объяснить, но все шестеро танкистов (о себе я не смею судить) были отличными врачами.
Написал эту фразу и задумался. Почему только танкисты? Миша Волошин, с которым я познакомился еще в детском садике, был пехотинцем. Инвалид Отечественной войны. В Израиле он работал заместителем заведующего отделением в больнице восстановительной терапии. Уже эта должность свидетельствует о его врачебном уровне.
И еще два инвалида Отечественной войны Леонид Блувштейн и Давид Розин пользуются в Израиле заслуженной любовью своих пациентов. Инвалиды Отечественной войны Леонид Замиховский и Аркадий Килимник приехали в Израиль уже только военными пенсионерами. Но мне известно, какими отличными врачами они были в Советском Союзе. И бывшие воины Николай Потравный, Филипп Сельцер, Иосиф Таубер, Армант Якоби, Женя Якир — мои бывшие и нынешние соотечественники, которые не случайно избрали профессию врача. Кстати. Иосиф Таубер не только неординарный невропатолог, но и профессионально ориентирующийся в философии. Не только потому, что окончил философский факультет Московского университета.
Вероятно, несколько несправедливо, что из этой славной группы я сейчас выделю Килимника, но ведь мы родились и жили в одном городе и знали друг друга детьми. А главное — скромный тихий мальчик Арон Килимник, едва окончив пехотное училище, был назначен командиром штрафной роты. Почему? Меня удивляет мягкость этого славного человека. Врач!
Фронт не ожесточил моих друзей, а вселил в них огромный заряд сострадания, одного из основных качеств, необходимых врачу.
Но почему только фронтовики? Мой друг и однокурсник профессор Семен Резник, человек, которому до последнего своего дня я буду благодарен за то, что он познакомил меня со своей двоюродной сестрой, самой лучшей женщиной на Земле. Я знаю, что подавляющее большинство женщин прекрасны. Но ведь самой лучшей может быть только моя жена.