Наследники Ассарта

И соусы к мясному: двадцать три соуса, начиная от простого – красных огородных яблок, сочных, с чесноком, продолжая всякими горчичными, перечными, луковыми, цветочными, ягодными с горчинкой и ягодными с кислинкой, и прочими, и прочими.

И соответствующая зелень – каждому на свой вкус, включая редкостные пустынные травки – горчайшие, но находились и на них любители.

А вот другое мясо: рыбное. Рыбу, как таковую, на Ассарте не ели – те, во всяком случае, кто своим предком считал Великую Рыбу. Освященным кусочком Малых сестер только причащали ежегодно в храмах. Но приготовленная с соблюдением соответствующих древних обрядов Освобождения, она уже считалась мясом, красным или белым, и принимать его в пищу не возбранялось. И было его на столе Властелина – или Соправительницы, чтобы быть точным, – восемнадцать видов, приготовленных шестью различными способами каждый.

И соусы к рыбному мясу – от простого, на тертом хрене, до сложных, многосоставных, рецепт которых, думалось, давно утрачен, – даже в самых изысканных, дорогих обеденных залах не умели готовить их – ан оказалось, что сохранялись они у государевых поваров.

А птица: домашняя и лесная…

А морские жители – не рыбы, но другие: и склизкие, и в ракушках, и клешнястые усачи. Их потреблять всегда разрешалось.

А… а… а…

Но время торопит. И потому – продолжим.

Это все, названное и неназванное, были закуски. Законный вопрос возникает: а что же ими закусывать?

Впрочем, у донков, усаженных за стол, такого недоумения не возникало. Они сразу, наметанным глазом определяли: есть, есть. Тут смерть от жажды никому не грозит.

Вина: старые и молодые, красные и белые, желтые и розовые, сладкие и сухие, молчаливые и шипучие, покрепче и послабее; то есть какого ни пожелаешь – без труда найдешь его здесь: попросту кивнешь лакею, назовешь – и он тут же тебе нальет.

Не в стакан, конечно. Стаканы – для простолюдинов, так же, как кружки из грубого металла – для солдат. А тут – кубки, кому – хрустальные в золоте и серебре, а кому и сплошь золотые, такие, что и пустой с трудом поднимаешь. Ох, боюсь – после пиршества, как станут пересчитывать посуду, многого недосчитаются. Даже цвет ассартской нации падок на сувениры из благородных металлов. И то сказать: не каждый год устраивают в Жилище Власти такие посиделки.

И невольно зашевелится каверзная мыслишка: ведь Власть – она все-таки Власть. Может себе позволить и вот такое. Даже сейчас. А что мы? Да ничего…

На чем мы остановились?

Да, на винах. Но они все же, так сказать, не главные на столе. Это скорее для женщин. Ну, еще, может быть, для людей почтенного возраста. А настоящий мужчина невольно ищет взглядом другое. Основополагающее. То, что покрепче.

Только зачем искать? Вот они все – на глазах. Графины, увесистые и гордые, как храмовые башни. Запотели в тепле, слезу пустили. Но и сквозь дымку эту различаются цвета: вот хлебные сорта – и прозрачные, и зеленоватые, и желтоватые, с травками и без, а иные графины опоясаны красной ленточкой с бантом. Что означает: это материал горючий, высочайшей крепости, если ты не закален – лучше не посягай, не то может и какое-нибудь неудобство приключиться. А вот и виноградные, цвета летнего загара, который не без труда пробивается сквозь окаменевшую корку пыли, скопившейся на бутылках в холодных подвалах за десятки лет…

Да. Да-а-а… Верховная Власть – она, безусловно, и сейчас на многое способна, раз уж… (Снова возникает такая мыслишка.)

Но всякие мысли исчезают, и возникает даже некоторое недоумение, как только донк, с трудом оторвав взгляд от стола и кончив прикидывать – во что же все это обошлось династии, осознает вдруг, что расположены они – донки – за столом каким-то странным образом.

Заключается же странность в том, что между донком и его соседом слева находится пустое место. То есть стул стоит, но он никем не занят.

И между донком и соседом справа – то же самое: пустота.

Сразу же начинается напряженная работа мысли: это что же, для того так сделано, чтобы мы, добрые соседи, за столом не сцеплялись, не толкали друг друга, в чужую тарелку не залезали? Такого, значит, тут о нас мнения – что мы до того серые, что и приличий не понимаем?

Но это умозаключение тут же рушится перед тем фактом, что на столе, перед каждым пустующим стулом, располагается полный обеденный прибор, с теми же восемью ножами и семью вилками и вилочками, что и перед любым донком. С тарелками и тарелочками, только вместо тяжелых кубков тут – бокалы, и стройные, и пузатые, а также маленькие рюмки.

И вдруг осеняет: Великая Рыба, да ведь это – для…

Но уже нет времени додумывать.

Потому что снова распахиваются уже затворенные было двери – и все разом золотыми летучими рыбками впархивают – они.

Те, кого эти стулья и ожидали: женщины. Даже можно сказать – девушки. Вряд ли хоть одной из них больше двадцати двух – двадцати трех. По виду, во всяком случае. А иной, может быть, и шестнадцать едва пробило.