Наследники Ассарта

Впрочем, ей все равно не дали бы сразу продолжить: такой гул поднялся вдруг в Палате. Потому что самому захудалому донку было ясно: у кого армия – у того и верховная власть. И никакой самостоятельности для донкалатов. Вместо одной династии сядет другая. Род Мармика сменится родом Плонта. На место насытившихся властью придут изголодавшиеся по ней. И последствия будут… но о них лучше даже и не задумываться.

Таким было единое, хотя и не обсуждавшееся мнение. И чтобы выразить его, со скамьи поднялся Великий донк Тамир. Добрый дядя Талик.

– Ты убедила нас, Жемчужина, в необходимости сохранения единого командования. Но это значит – и единой власти. Хотя бы до поры, когда на Ассарте не останется ни одного живого врага. Но коли так, к чему нам, попросту говоря, менять династию?

– К тому, – выкрикнул донк Намир, на минуту забыв о приличиях, – что Изар доказал, что он – никудышный командующий! И кто же захочет впредь доверять ему?

– А кто сказал, – точно так же не дал ему договорить Тамир, – что речь идет об Изаре? Династия – это не один Изар, Изар – вовсе не вся династия!

Дядюшка Талик молодец: сказал, как договаривались, то, что и нужно было, – и именно в соответствующее мгновение. Браво, дядя!

Великий донк Плонт медленно повернул голову в сторону Великого донка Тамира, показывая собравшимся свой профиль – классический, как из учебника истории, профиль чистокровного ассарита с круто изгибающимся навстречу подбородку носом; вместе они походили на разинутый при атаке клюв палач-рыбы или же на старинные пыточные клещи.

– Ты на что намекаешь, Великий донк? Кто же?..

Вот тут самое время было – объявить антракт.

– Донки! – Голос Ястры прозвучал чисто, ровно, и лишь едва уловимая нотка укоризны прозвенела в нем – ровно настолько, чтобы не обиделись. – Предмет разговора важен и не прост, вы же, сиятельные, не успели, я полагаю, как следует прийти в себя после дальней и опасной дороги. А потому – не лучше ли будет отложить суждения и решения на послеобеденное время? Пробил ведь час обеда, весьма строго соблюдавшийся уже нашими пращурами, и я приглашаю вас разделить со мною скромную трапезу!

Это было, как говорят пушкари, прямое попадание. Завтракать донкам нынче пришлось из своих дорожных запасов, хотя обвинить Жемчужину в недостатке гостеприимства они не могли: явились ведь на полсуток раньше ими же назначенного времени, потому что отказались от придорожного привала, изрядно напуганные разбойничьей атакой. Запасы же у большинства были не столь уж обильными, и во всяком случае, каких-либо разносолов в себя не включали. Так что мысль об ожидаемом угощении залегала у каждого на самой поверхности.

Поэтому если бы кто-то и захотел сейчас продолжить серьезный разговор, ничего у него не получилось бы: такой гул, с явным призвуком веселья, поднялся в Палате. В высокой политике большинство донков, по своей провинциальной сущности, чувствовали себя не очень уверенно; зато за обеденным столом могли тягаться с любым на равных.

И – чтобы никому из проголодавшихся правителей не пришлось, хотя бы случайно, нарушить традиционный ритуал – Ястра первой поднялась с кресла и удалилась за занавес столь же величаво, как и показалась из-за него.

Сразу же у выходов началась легкая сутолока.

4

От палаты Преклонения до Большой трапезной в Жилище Власти пройти было всего ничего: два десятка шагов. Донки старались преодолеть их без непристойной торопливости, вышагивая достойно; однако неосознанно все ускоряли движения, стараясь, чтобы рядом идущий не вырвался вперед и не захватил лучшего места.

Напрасно волновались, однако: вся отшумевшая катавасия с Новой Историей, титулами и званиями, нимало не повлияла на работу группы во главе с Си Леном, главным герольдмейстером; а уж он-то назубок знал, кому и где полагается сидеть: при третьем уже Властелине рассаживал гостей, и почти всегда обходилось без обид. В трапезную вело трое дверей, и около каждой стояло по нескольку младших церемониймейстеров, каждого гостя препровождавших именно к тому стулу, на коем ему и надлежало сидеть. Так что никакой суетни и толкания плечами не было, никто никому не наступал на ноги. Зато усевшись и окинув придирчиво-требовательным взглядом стол, всякий невольно произносил: «Да-а…» – и проглатывал набежавшую слюну.

Потому что стол был уставлен всем, что только могло представить себе распаленное ассаритское воображение. Словно и не было никакой войны, словно бы Мармик не лежал на три четверти в развалинах и пепле. Как будто вернулись счастливые древние времена, когда – по преданию – всем всего хватало, все были сыты, веселы и счастливы.

Мясо было: холодное – вареное, соленое, копченое, жареное, запеченное, и жирное, и постное, и с прослоечкой тоненькой жира; и свинина, и говядина, и баранина, и козлятина – домашнее; и лесное – оленятина, медвежатина, а также дикого вепря, благоухающее чистым лесным, хвойным духом. И цельное, и рубленое – если у кого-то зубы вдруг окажутся не в порядке.