Разговаривать наедине с собой было несколько непривычным, но послушать собственный голос посреди погруженной в темноту холмистой степи оказалось весьма кстати. Приободрившись, он снова пошагал вниз. Цели своего путешествия Игорь пока не представлял. Возможно, цель нарисуется сама собой, нужно только поменьше разевать рот и постараться, чтобы никто тебя не съел раньше времени.
ГЛАВА 13. Новорождённый
Вообще-то ему и в состоянии небытия было неплохо. Наверное. Но как только его выдернули из этого состояния, он уже не мог сказать, был ли он счастлив в бессмысленном неодушевлённом небытии.
Он появлялся на белый свет долго, почти сутки, и едва родившись, знал всё и о себе нынешнем, и о прежнем обладателе своих красочных воспоминаний.
Почему, когда рождаешься, первым делом приходит боль?.. Ещё не почувствовав толком своего тела, он уже бредил, погрузившись в кошмар всплывающих мучительных воспоминаний. Его крутил и крутил неумолимый поток.
Больнее всего ему стало, когда картины стали связными и живыми. Когда он вспомнил свою смерть. Вспомнил, как увидел в зеркале чужое лицо, и сначала решил, что и в самом деле здорово перебрал накануне. Так и до белой горячки недалеко. Пора послушаться добрых советов и взяться за себя. Да и неловко: кому скажешь, что подойдя к зеркалу, увидел в нём чужую угрюмую и злобную рожу? Всякий решит, что ты сам себя не узнал.
Пытаясь не обращать внимания на незнакомую скуластую физиономию, выглядывающую из зазеркалья, Андрей принялся раскладывать принадлежности для бритья, но темноволосый тип из зеркала решил всерьёз заявить о своём реальном существовании.
Удар был очень сильным. Он отшвырнул Андрея на пол, сковал мышцы, парализовал, не давая разогнуться. Пару минут он был ещё жив, но перед его невидящими глазами возник чей-то силуэт. Это был очень бледный и почти бесплотный молодой мужчина. Он узнал его: вот теперь это точно был он сам, будто бы его собственное отражение в несуществующем зеркале. И это отражение сначала показалось мёртвым. Но мёртвые глаза этого отражения наполнились вдруг необъяснимым восторгом и нетерпеливым ожиданием. «Оно уже почти живое,» — понял вдруг Андрей. — «Оно ждёт моей смерти… " И снова страх вылил в душу целый ушат боли. Сердце, неровно качнувшись, остановилось и с сухим почти безболезненным хлопком лопнуло. Кровь перестала шуметь в ушах.
Он уже не мог позвать брата на помощь. Даже когда он почувствовал, что Игорь рядом, ни пожаловаться, ни вовсе рот открыть он уже не мог.
Всё очень просто. Хлоп — и выноси готовенького. Вот в чем прелесть внезапной смерти в расцвете лет: минимум страданий себе и окружающим. Вот только младший… Как теперь он без какого-никакого, но всё же опекуна?
К тому моменту, когда в квартире появились призраки в белых халатах, он был уже стопроцентно готовеньким. Да, с ним пытались повозиться, пристраивали аппаратуру, кололи чем-то в самое сердце, пропускали через тело электрические разряды, но рассыпавшуюся в хлам машину уже нельзя было запустить.
У него уже ничего не могло болеть. По всем правилам свеженькому покойничку не положено ощущать боль. Но вопреки этим правилам, боль гуляла внутри…
И тогда он понял, что жив.
Не
И сначала он обрадовался. Ещё бы, ведь он больше не был тем бестелесным и неразумным клубком света, застрявшим между слоем амальгамы и поверхностью стекла. Он стал живым созданием и вовсю рвался наружу, и доказательством его существования на свете стала слепая и неумолимая боль.
Он выдержал её.
Чужая мучительная смерть стала его рождением. Родившись, он долго кричал, потом бредил и звал на помощь того, кому было до него дело. Тщетно. Кому будет дело до новорождённого зеркалицы из низшей касты?! Справляйся сам. Хоть вечно проживи, если суждено, но справляться со всем будешь только сам. Бредовые видения пронеслись, проскользнули и растаяли. Боль начала постепенно вытекать наружу, лениво, неторопливо, не упуская возможность взять своё сполна. Настало долгожданное избавление от страданий, оно мягко окутало его каким-то покрывалом, нежно приласкало, вселило надежду…
Он полежал немного, приходя в себя и чувствуя восторг от того, что ничто больше не терзает его.
Он не представлял, сколько времени прошло прежде, чем он впервые открыл глаза. Слабый поток воздуха овеял его лицо, осушил влагу на ресницах, пощекотал шею едва уловимым холодком, и в почти прозрачных ладонях новорождённого, которыми он попытался заслониться от сквозняка, заискрилась хрустальная кровь.
Он сел на холодной поверхности, засыпанной гравием и пылью, и оглядел себя внимательно и придирчиво. И хотя тело его ещё не приняло чётко различимый силуэт, а кожные ткани не обрели нормальную плотность, он быстро ощупал всё, что ему теперь принадлежало.