Наследники Фауста

– Вам не доводилось ли, Мария, читать труды Николая Кузанского? - однажды спросил он, когда мы стояли на башне.

– Не доводилось.

– А я вырос с его «Ученым незнанием» в руках. Отец любил его книги. И сам я, пожалуй, назову его лучшим из стариков. О, конечно, и Пейербах, и другие… Но Кузанец был не такой, как все. Когда великий философ становится астрономом, это поистине событие, меняющее лик науки. Из его книг я узнал о потерянных днях в нашем календаре. Верите ли, что все мы - немцы и французы, богачи и бедняки, потеряли несколько дней, будто узники в темнице, которые не видят Солнца и Луны, и неверно называем каждый день месяца! Истинный небесный год обогнал наш, земной.

– Как подобное могло случиться?

– Ну, говоря коротко, из-за того, что Солнце обходит зодиакальные созвездия за чуть больший срок, чем триста шестьдесят пять дней. Отличие невелико, но за годы и годы становится больше. Через века Рождество будут праздновать летом.

– Но это абсурд! Что же нам делать?

– Вероятно, изменить отсчет дней. Но это должны решить не философы, а император и папа. Впрочем, это еще не самая удивительная из его идей. Скажите, Мария, вы могли бы вообразить, что Солнце и звезды на деле неподвижны, а круговое движение совершает наше обиталище?

– Земля? Но как же?…

– Как корабль в море, он говорил. - И господин Вагнер принялся цитировать латинский текст: - «Если бы кто не видел берегов и был бы на корабле посреди вод, как мог бы он понять, что корабль движется? На этом же основании, если кто-нибудь находится на Земле, на Солнце или на какой-нибудь другой планете, ему всегда будет казаться, что он на неподвижном центре и что все остальные вещи движутся». Взгляните на Полярную звезду: что, если это мы, и весь город, и вся Германия вращаются вокруг этой оси и проплывают мимо неподвижных звезд?

Он говорил смеясь, но мне померещилось, что каменная площадка вдруг качнулась, будто лодочка, звезды стронулись со своих мест и поплыли, как хижины на берегу Одера… и я невольно ухватилась за плечо моего спутника. А он хохотал уже в открытую.

– Нет-нет, Мария, ничего не бойтесь. Наш корабль прочен и движется медленно, и волны его не колеблют. Будь иначе, не один Кузанец заметил бы движение!

– Вы морочите мне голову! - с досадой сказала я. - Ведь я почти вам поверила! Но если движется одна Земля, отчего выходит, что звезды перемещаются так, планеты иначе, а Луна и Солнце своими путями?

– А если вы увидите с корабля, - вкрадчиво спросил он, - всадника на прибрежной дороге, он в глазах корабела будет перемещаться иначе, нежели дерево или куст?

– Не-ет!

Господин Вагнер молча глядел на меня, дожидаясь, пока я пойму, что сболтнула.

– Ох, да. Разумеется, иначе.

– Разумеется. Быстрее или медленнее, в зависимости от того, едет ли он навстречу кораблю или в ту же сторону. Или вот еще: когда вы на корабле, вам не кажется, что удаленные предметы движутся медленнее, чем ближние?… Проверьте при случае. Далее: каждый лоцман знает, как приметные деревья или скалы, разделенные сотнями шагов, встречаются и застят друг друга, когда корабль проплывают мимо, а затем расходятся снова - подобным же образом могут пересекаться и расходиться пути небесных тел.

– Погодите, - сказала я, - так небесные тела подвижны или нет?

– Иные - да, и Земля в их числе, а иные - нет.

– Ну, это слишком замысловато.

– Скорее примитивно. Еще язычники считали, что светила ездят по небу в колесницах.

– Как телеги на рыночной площади… Безумная гипотеза. И что же, сейчас, в нашем столетии, есть у нее приверженцы?

– Есть, и даже более того: они не ограничиваются философией, а поверяют теорию наблюдениями и математическими выкладками. С одним таким трудом меня познакомили в Кракове. Странное совпадение, автора, как и Кузанца, звали Николай. Книга его вряд ли будет напечатана, мне давали список с оригинала. Кстати, в прошлом году один из профессоров нашего университета отправился в Польшу, чтобы увидеться с автором. Но многих подобные утверждения пугают, когда они доказаны начертаниями и расчетами. Глядишь на мироздание, как архитектор глядит на обычный дом, построенный его собратом…

Господин Вагнер замолчал и потом вдруг прибавил без прежнего воодушевления:

– И доминус Иоганн тоже говорил мне, что Николай Кузанский прав в своих суждениях о Земле и планетах.

Именно так он и произнес: не «полагал» или «считал», но «говорил». Утверждал, ибо знал. «Мне казалось унизительным спрашивать…»

– Давайте больше не будем о колдовстве и чудесах, - попросила я. - Мы ведь хотели заняться наукой. Объясните мне, как строят фигуры гороскопа?

– Но вот что для меня непонятно, - говорила я, снимая с вертела поджаренные хлебцы (нравоучения тетушки Лизбет, что, мол, есть в неурочное время означает впадать в грех чревоугодия, быстро забылись в стенах Серого Дома - после бдений на башне пробирал отчаянный голод.) - Есть разница в том, как нечистый обходился с моим отцом и со мной. Когда доктор Фауст пытался взбунтоваться и расторгнуть соглашение, нечистый грозил ему смертью, не так ли?

– И даже подвергал истязаниям.