Наследники Фауста (СИ)

Пока дом строился, он жил в своем старом обиталище, вместе со мной. Чего только я не наслушался в те дни! Говорю не только о его поразительных рассказах, но также о ругани, которую он изрыгал, читая мои опусы. С ним стало странно спорить. Вообразите себе… Ну, вот, к примеру, философ и богослов в своей работе опираются на истины, открытые древними, врач — на собственный опыт, но как назвать того, кто собственным опытом постигает тайны мироздания? Когда он прибегал к цитированию, мне неизменно казалось, что мнения автора для него — не источник истины, но ее отражение, будто он брал из книг то, что совпадало с заранее известным ему… Понимаете, Мария? Ему не было нужды искать в книгах или доказывать косвенными путями, исходя из наблюдений, что вызывает судороги у беременных или в чем причина возвратного движения планет, он просто-напросто знал и то, и другое. Он наблюдал силы, управляющие сутью вещей, как мы наблюдаем лихорадку или истечение крови из жилы. И, поверьте мне, это было страшно. Не знаю, может быть, я уже наболтал лишнего… эти его рассказы о дьявольских полетах, не на шабаш — в небо, к звездам…

Лучше я умолчу о том, чего толком не знаю. Что бы ни болтали в трактирах и аудиториях, ни мне, ни моим студентам доминус Иоганн не преподавал магии. Мы в самом деле бывали свидетелями его чудес — танцующие дикие звери, свежий виноград зимой, все это я видел собственными глазами. Или, допустим, иллюзорное перенесение в другой город — человек будто бы наяву ступает по мостовым Лейпцига или Эрфурта, видит, что там происходит (и как потом выясняется, видит верно!), тело же его не покидает комнаты. Много такого было. Кроме этого, некоторые секреты астрологии я тоже перенял от него. Если можно сказать «перенял секреты» о том, кто затвердил наизусть непонятное правило, как ребенок в школе выучивает спряжение одного-единственного глагола. Так он меня учил: «В этом доме и в этом поставь точки, тут звезда, подобная Алголю, а тут другая, не менее важная. — Где же на небе эти звезды? — Их нет на небе. — Так откуда вы знаете про них? — Смекни сам, Вагнер, хоть единожды сам найди ответ на простой вопрос!» С тем я и оставался.

Кстати, баснословные деньги доктору Фаусту приносили именно его гороскопы — почти пристойное ремесло, предосудительность коего доказать трудно. Ведь и волхвы, поклонившиеся Младенцу, прочли о Его рождении по звездам, так может ли быть дурным занятие, приведшее язычников к благочестию?! — говорил он. Гороскопы же, составленные Фаустом, имеют свойство сбываться…

А что до магии — книги доминуса Иоганна были в моем распоряжении, но только единожды я попросил у него объяснить непонятное место. Он отказался ответить, причем отказался… э-э… не особенно вежливо. В другой раз он обронил: «Я плачу своей душой, но не чужими. Никому, кроме меня, не следует играть в эту игру». Не скажу со всей уверенностью, только ли страх за меня и других сопляков был в этих словах, или еще, скажем, ревность. А сам я… завидовал ли? Да, бывало. Всегда восхищался им. Боялся за него — когда слышал его пьяный бред… простите, Мария… или видел его трезвым, над книгами. На седьмом году своего пребывания в Виттенберге он начал производить опыты над самим собой, значение коих я не сразу понял… Да, признаюсь, мне было страшно, но не только поэтому сам я не стремился сменять душу на знание истины и власть. У меня скверный норов: будь я слепым, ходил бы без поводыря.

Я улыбнулась.

— Почему? Вы не кажетесь таким невыносимым.

— Не то я хотел сказать, — он тоже улыбнулся. — Счастье людей, подобных мне, состоит в том, что открытие истины стоит труда. Моего труда. То чувство — когда чьи-то исследования опережают ваши, и другой находит ответ на вопрос, который задали вы, — ревность похуже, чем в любви, и нехотя пожелаешь сопернику оказаться дураком или лжецом. Духи, вероятно, не дураки, все наши тайны для них не хитрее открытого сундука, но как узнать, не лжет ли тот, с кем ты говоришь?.. Вы можете спросить, принял ли бы я откровение с небес, и мой ответ будет: не знаю. Возможно, нет. Возможно, я, грешный человек, люблю погоню за истиной больше самой истины, а помощью пренебрегаю из гордыни… Может быть. Но мысль о том, что развязный приятель доминуса Иоганна знает ответы на все мои вопросы, меня не вдохновляла. Мне казалось унизительным спрашивать у него.

— Я понимаю.