— Ваш сын, — отвечает профессор, — весьма способен и имеет все данные, чтобы блестяще окончить коллеж. Но я не уверен, что он его окончит. Его строптивость и своенравие сильно мешают делу. Вы знаете сами, что послушание не принадлежит к его добродетелям. Мы уже раз его наказали, и, если он не исправится, мы не можем держать его у себя., Мэтр Дидье закусывает губы. Это можно было предвидеть! Он покидает Париж со смешанными чувствами.
И все же верит в своего сына.
Итак, Дени остался один. Один, среди тысяч и тысяч чужих людей, в огромном чужом городе.
Впрочем, города он, по сути, еще и не видел: воспитанников не выпускают за стены коллежа из боязни дурных влияний. Да к тому же учеба поглощает все время.
Чему он обучался в коллеже Даркур?
Прежде всего расширял и углублял знания, полученные в лангрском коллеже. Он читал греческих и латинских классиков, продолжал занятия по математике, истории и литературе. Кроме того, он знакомился с естествознанием. Занимался он также юридическими науками. И, конечно, опять… богословием.
В Даркуре имелись весьма ретивые профессора теологии. Они насиловали души своих юных питомцев с таким усердием, что вызвали в душе Дени Дидро полное отвращение к «святой науке». Он стремился понять — его заставляли заучивать, он хотел доказательств — ему советовали верить не мудрствуя, он протестовал — его ставили на колени.
— Я заблудился ночью в дремучем лесу, — объяснял Дени свое состояние одному из друзей, — и слабый, колеблющийся огонек свечи в моих руках — мой единственный проводник. Вдруг передо мной появляется профессор богословия и заявляет тоном, не терпящим возражений: «Задуй поскорее свою свечу, чтобы верней отыскать дорогу…»
Видимо, слишком перестарались «святые отцы», не учтя того, с каким учеником имеют дело.
Если лангрский коллеж посеял в душе Дидро первые сомнения в религии, то Даркур подвел его еще на шаг к атеизму; от неверия в справедливость церкви он шел к сомнению в бытии самого господа бога.
Впрочем, пока все это были лишь мысли, которыми он почти ни с кем не делился, да и мысли-то были не вполне ясными.
А Даркур он кончил с отличием. И не просто кончил.
2 сентября 1732 года Сорбонна присвоила ему ученое звание магистра искусств.
Мэтр Дидье немедленно едет в Париж.
Он смотрит на сына влюбленными глазами.
До сих пор они не имели возможности видеться часто и подолгу: каникулы бывают лишь раз в году, да и во время их юноша больше уделяет внимания знакомым девушкам, чем родителям.
Отец не верит, что это его мальчик. Боже, как он вытянулся, как раздался в плечах! Ему всего девятнадцать, но это уже мужчина!
Ну вот, и настала пора для главного разговора…
Мэтр Дидье начинает издалека:
— Всем ли довольны вы, сын мой?
— Всем, дорогой папа.
— Во время учебы вы не испытывали никаких лишений? Всегда ли хватало вам средств, которые я посылал?
— Разумеется, папа.
Мэтр замолкает, чтобы взять понюшку табаку. Затем вопрос ставится в лоб:
— Что вы теперь собираетесь делать?
Дени понимает смысл вопроса, но пытается уйти от него:
— Продолжать занятия греческим и латынью.
— А еще? — настаивает отец.
— Изучать английский, итальянский и совершенствоваться в других науках.
Мэтр почесывает за ухом. Гм… Хитрец, да и только! «Совершенствоваться в других науках»… Да разве не понимает он, о чем его спрашивают? Прикидывается… Ну что ж, придется уточнить.
— Я бы хотел поговорить с вами о выборе профессии.
— Я вас слушаю, папа.
— Что вы думаете о юриспруденции?
— Я испытываю к ней отвращение! — Но, заметив тучу, набежавшую на лицо отца, Дени добавляет: — Однако, если это необходимо, если ничто, кроме пандектов, не в состоянии меня прокормить, я готов…
Ага! Хитри не хитри, ответить пришлось!
Это было «да», сказанное сквозь зубы, но все-таки «да», а больше мэтру Дидье и не требовалось. Остальное он подготовил заранее. Он переговорил со своим старым земляком и приятелем, осевшим в Париже, прокурором Клеманом Ри, и тот согласился взять Дени на стажировку, а также принял юношу на полный пансион.
Ну, с богом.
Кажется, сделано все, что возможно.
Теперь он будет юристом!..
Мэтр Дидье, успокоенный и довольный, возвращается в Лангр.
Нет, он не будет юристом.
Точно так же, как не стал священником.
И золотые мечты напаши Дидро развеются, словно мираж. >
И это обозлит достойного человека настолько, что, несмотря на всю свою доброту, он…
Впрочем, все по порядку. /
Мэтр Клеман Ри, прокурор при парижском парламенте, принял Дени как родного. У прокурора была отличная квартира в центре Парижа, достойная жена и две милые дочери на выданье. Естественно, сын его друга, юноша приятной внешности с блестящим будущим, был для мэтра Клемана желанным квартирантом и учеником.
Его поместили в одной из лучших комнат, кормили отличными завтраками, обедами и ужинами, развлекали беседами и отнюдь не обременяли работой.