– Это лишь красивые слова. На деле одни глупцы бьются с другими по приказу своих царей, вождей, полководцев. Реки крови проливаются лишь затем, чтобы прославить и обогатить какого-нибудь правителя. Думаешь, простым хишимерцам так уж нужна арамейская земля? Вокруг них полно пустующих земель. Но, одурманенные проповедями фанатиков-жрецов и подчиняясь воле своего царя, они отдают своих детей в его войско, а молодые дурни готовы драться со всем светом, думая, что прославят свои имена и разбогатеют на чужих страданиях. Только далеко не все возвращаются из походов, многие остаются гнить в полях, становятся кормом для воронья и шакалов. Другие превращаются в живые обрубки и просят подаяние на городских площадях. Такие, как он, – Тангендерг кивнул на жреца, снова примостившегося на корточках у костра, – сталкивают народы, забивая людям головы возвышенной чушью. Эй, Гишер, расскажи нам про своего великого бога, который ведет вас к победе.
Жрец потер ладонью грудь, поморщился и хрипло произнес:
– Ты богохульник, в тебе нет ни капли веры. О чем можно разговаривать с человеком, который не верит ни во что?
– Я верую лишь в себя и свой клинок, – сурово отозвался Тангендерг.
– Почему же ты сам стал воином? – спросил Кори.
Каданг покачал головой:
– Я не воин, я защищаю свою жизнь, честь и свободу, не более того.
Он вернулся на свое место, откинулся спиной к стволу тополя и закрыл глаза, давая понять, что не желает продолжать разговор.
Один из стражей, охранявших вход в покои императора, предупредительно толкнул створку дверей, едва только Аммат приблизился. Даже если бы воины не были предупреждены о визите жреца, вряд ли они осмелились бы препятствовать верховному служителю Дромидиона. Этот человек пользовался уважением и почетом как у князей, так и среди простого народа не только в Орамосе, но и далеко за пределами столицы Арамейской империи.
Молодой правитель Рисстаний сидел на скамеечке возле мраморной чаши с фруктовым деревом и задумчиво перебирал струны кифары, прислушиваясь к нестройным звукам. При появлении жреца он отложил инструмент, поднялся и почтительно склонил голову.
И лицом и телосложением молодой император больше походил на мать, в его облике почти ничего не угадывалось от Хорруга.
Аммат в свою очередь поклонился молодому императору. Перехватив взгляд жреца, направленный на кифару, Рисстаний смущенно улыбнулся:
– Говорят, ногарские музыканты умели извлекать чудесные звуки из таких штук. Жаль, арамейцы не умеют играть на них.
– Пытаешься научиться? – поинтересовался Аммат.
– Хотел бы. Мой отец сокрушил империю ногаров и многие народы вздохнули свободно, но нельзя не признать, что бывшие правители этой земли оставили богатое культурное наследие. К сожалению, мы не умеем им распорядиться. Люди дичают, грубеют, отвыкают видеть красоту. Наверное, мы так и растеряем все, что досталось нам от ногарцев, не научившись пользоваться этим наследством.
– У людей слишком много более насущных забот, – заметил жрец. – Когда-нибудь придет время и для утех.
– Да, столетняя война принесла много бед народам равнины, еще очень многое требуется восстановить, – согласился молодой император. – Надеюсь, миру больше не придется пережить подобное. Мне думается, что люди вообще должны больше времени уделять развитию ремесел и искусства, а не войне. Кровавые побоища губят наши души, очерствляют их.
– Увы, как раз о военных делах я и хотел поговорить, – произнес Аммат.
– Что-то случилось? – насторожился Рисстаний.
– Ничего нового, мой повелитель, – ответил жрец. – Но события развиваются очень угрожающе.
– Неужели ты снова хочешь напомнить мне о хишимерцах? – Рисстаний недовольно поморщился. – Мы уже обсуждали это на большом совете с князьями, они высказали свое мнение и я согласен с большинством из них. Кроме того, князь Мессалий лично побывал в Мархабе и заручился обещанием царя Орангера, что тот не пойдет войной на Арамею.
– Тем не менее, я вынужден вернуться к этой проблеме. Что бы ни утверждал князь Мессалий, но я получил подтверждение от гонца из Хорума, что весной армия хишимерцев двинется на нас.
Брови молодого императора удивленно взметнулись.
– Ты получил? – переспросил он. – Почему не я?
– Гонец тяжело ранен, он успел добраться только до храма, – дипломатично ответил Аммат.
– Дай-ка догадаюсь, князь Хорума снова просит поддержки.
– Именно так, – подтвердил жрец.
– Ответ тебе известен, я не отправлю армию в Хорум.
Жрец не пошевелился, пристально глядя в глаза императору и явно не собираясь заканчивать разговор так скоро.
– Ты упрям, – заметил Рисстаний, усмехнувшись. – Отец не зря ценил тебя.
– Твой отец ценил многих, кто прошел с ним путь от полночных лесов до моря. Многие считали его жестоким воином, но он берег людей, доверивших ему свои судьбы. На своем мече он поклялся оберегать народы, которые присоединились к арамейскому знамени. На твоем месте он не колебался бы ни мгновения.