Золотое дитя, не теряя времени, ангельской внешности и характера, ровно через девять месяцев родило Петрику замечательного сына. И, под общие восторги, на достигнутом не остановилось. В следующие три года Петрику предстояло стать отцом ещё двух сыновей и одной дочери. А он раздувался от гордости:
— Эх, Лялечка, давай ещё лялечку! Чтоб уж пяток сразу, а? А мать-героиня — с какой ляльки начинается?
— Петрик, ну как ты нас всех прокормишь?
— Ой, чтоб я не прокормил! И ты подумай, Лялечка, какая экономия получается от твоей профессии: ты ж нас всех стрижёшь за бесплатно!
Лялечка и вправду до замужества была парикмахершей. И полезных навыков не утратила.
Потом, вспоминая те годы, разросшийся клан называл их все подряд «годами кролика».
Маня не знала, чего ожидать, отыскивая в городе Гданьске ксёндза отца Анджея по указанному Мариной адресу. Но быть в Польше с концертной программой — и не повидать Андрейку! В костёл она благоразумно соваться не стала. Передала записку через входивших к мессе пожилых женщин. Мол, она с мужем в такой-то гостинице, в таком-то номере. Будут до послезавтра. Захочет увидеться — найдёт, не захочет — что ж делать.
Андрейка — честное слово, хоть и взрослый совсем, прежний голубоглазый Андрейка! — пришёл в тот же день. В чем-то чёрном он был, и с букетом немыслимых роз, которые не сразу нашлось куда поставить в гостиничном номере. Но ни малейшей неловкости Маня не ощущала: так оба радовались встрече. Как те детишки, которыми они были, когда он прибегал к ним, затворникам, со снежной Старопортофранковской. И приносил сосульки — полизать.
— Маня, милая! Ну, как ты? Как наши?
Если и были когда-то какие-то напряги у Андрейки в отношении старых друзей, то у отца Анджея их не было. Он был раскован и счастлив, ему действительно было интересно про всю команду, и сколько детей у кого, и какие дети. Он дорвался до пачки фотографий, пересматривал их без конца.
— Можно, я их себе заберу?
— Так я ж их тебе и привезла!
— А помнишь, Маня, — «наш привидений»?
— А помнишь, как мама тогда визжала: хуже, чем на крысу?
Толкового разговора получиться, конечно, не могло: столько надо было им вспомнить и всего друг другу сказать. А ещё же Андрейка должен был познакомиться со Славой!
Вечером у них был концерт, и они дотянули до последнего момента, когда надо было уже выходить к поданной машине.
— Я завтра принесу письмо для ребят, хорошо?
Они все читали это письмо. Оно было написано по-русски. Отец Анджей просил прощения у друзей за прошлое охлаждение отношений. Да, у него было такое: он пытался стать им чужим. Думал, что он так должен. Теперь он знает про дьявольскую политику больше. И предвидит ещё худшие козни в будущем. Он служит Богу и служит Польше, но знает теперь разницу между несогласием и ненавистью. Он благодарит друзей за мудрость и терпение. И всех их любит — так же крепко, как прежде. И молится за каждого и за всех вместе. Большой теплоты слова каждому из них. И подпись — тоже по-русски: ваш Андрейка.
Это было здорово: что он оставался их Андрейкой. И ничего, что оставался в Польше: по здравом размышлении, где ж ему быть?
— Он так пишет, как будто старше всех нас, наш младшенький, — задумчиво сказал Алёша.
— Во, и есть кому за нас молиться! — жизнерадостно заявил Петрик. — Блат у Бога — это вам не шуточки!
— Вот и не шути, — отрезала Маня. Она не рассердилась на Петрика: что с него возьмёшь, он всегда такой. Просто им всем было весело, и Петрику тоже.
Яхта получалась — что надо. Вообще-то Алёша уже мечтал о лодке на воздушной подушке. Он прикидывал так и так: почему не может получиться? Эта разработка и по службе могла дать большое продвижение, но почему не сделать первую модель для собственного удовольствия? Эх, как они на ней почешут по плавням! Хоть по воде, хоть по камышам, хоть по берегу! А какая в плавнях рыбалка, сказочная просто. И движок нужен совсем компактный: сил по десять на человека. Если по-умному делать. Ладно, это так, планы на будущее. А на это лето и яхта сойдёт.
Главные части Шурик и Степан вывозили с Судоремонтного гениально: замаскированными под отходы. В машине железных стружек. Ещё долго потом чертыхались, накалывая на мелкие железки босые ноги: никак эти стружки было не вымести до последней. Остальное доделывали в яхт-клубе. Всё равно без регистрации яхт-клуба нечего было и думать на этой яхте ходить: сразу бы замели.
Яхту нарекли Клеопатрой: за красивый профиль. Чин чином разбили о форштевень бутылку шампанского. Эстет Шурик целый день после того зализывал царапины. Ещё двадцать бутылок распили с яхт-клубом в тот день за Клеопатрино здоровье. Шампанское было не слабое: «Севастопольское игристое», с завода «Золотая балка». В миру его было не достать, это уж Петрик расстарался. И первое, пробное плавание совершили только своей компанией: втроём. Потом будем катать баб и детишек, а выйти в первый раз надо только тем, кто строил. Недалеко: до мыса Е и обратно. Порыбачим.