Наследники Ост-Индской компании

Например, Нину Петровну не волновало то, что она сама с семьей живет в стесненных жизненных условиях, но волновали пути решения проблем бомжей в масштабах страны. Методы решения данной проблемы она придумывала самые радикальные. Так на заседании областного правительства начальник соцзащиты выступила со следующим «ноу — хау»: «У нас в регионе с одной стороны много бомжей. Но с другой стороны много одиноких женщин. Пусть каждая одинокая женщина возьмет себе домой по бомжу, и мы решим сразу и проблему бомжей, и проблему одиноких женщин!»

Один из заместителей губернатора резонно спросил: «А ты сама возьмешь к себе бомжа?», на что Нина не менее обоснованно ответила, что она замужем, да и не позволяют ее жилищные условия кого‑то к себе брать.

Витающая в эмпириях, Нина Петровна не замечала и того, как устроена жизнь вокруг, все ей казались хорошими и прекрасными. И муж, который пил и не работал, сидя у нее на шее: ведь «он иногда и неделю не пьет, а бывает и работает», и две взрослые дочери, которым она отдавала больше половины своей зарплаты, а они были все равно недовольны: ведь «они молодые, у них больше потребности». В итоге чиновница жила ничуть не богаче, если не беднее своих соседей, ведь она работала за четверых, но сама того не замечала.

Зато ее очень расстраивало резкое расслоение между богатыми и бедными, о котором она читала в газетах. При этом, когда она в жизни общалась с теми богачами, книжные и газетные образы которых ненавидела, то порой даже не замечала их сверхбогатства, как это было в свое время со Скотниковой. Но из‑за созданных ее воображением образов могла сильно переживать, и Григорию Александровичу приходилось тогда ее успокаивать.

— Ну как такое может быть? — театрально всплескивала руками Нина Петровна. — Почему люди так себя ведут?

При этом она с большим трудом соотносила газетные образы с реальными людьми, которые в целом ей вполне нравились. И этот внутренний конфликт ей нужно было преодолеть.

— Просто живут, — отвечал Григорий Александрович. — Ты в детстве читала советские детские книжки про буржуинов?

— Читала, а что?

— Так вот и они читали. Но для них это были не просто книжки, а что‑то типа самоучителей, как себя вести.

— Но ведь это же книжки, а это жизнь!

— Они бывают тесно связаны между собой.

— Так это страшно!

— Много страшного в жизни, но уж ты‑то ничего не боишься!

Нина Петровна успокаивалась, а потом начинала жаловаться на то, что власть оторвана от народа, не обращает внимания на его слова, а то и просто не читает те письма, которые в ее адрес приходят от простых людей. И приводила пример одного своего знакомого профессора, который написал письмо в Правительство России с какими‑то конкретными мыслями. Ему ответили от секретариата, что благодарят его за письмо, но вообще‑то таких писем приходит очень много, поэтому их изучают в специальном отделе, а потом обобщенную оценку предложений по целому ряду писем докладывают руководителям Правительства. Но он хорошо делает, что интересуется жизнью страны.

— Но ведь они могут доложить совсем не то, что написано в письме! — театрально всплеснула руками Нина.

— Ну, это уже совсем не повод для переживаний, — засмеялся Григорий. — У меня есть один знакомый, он в детстве написал письмо в журнал «Мурзилка», как улучшить его содержание. Ждал ответа. А ему пришла стандартная открытка, что‑то типа: «Дорогой дружок! Мы очень благодарны за твое письмо и так далее…» Как он потом узнал, такие открытки рассылались пачками. Так вот надо уметь видеть в этом хорошее. Во — первых, ответили же, проявили внимание! Во — вторых, в твоем случае, могут доложить неправильно, а могут ведь и правильно. Так что поводов для расстройств нет.

Нина Петровна интересовалась и открытым при интернате домовым храмом, но так, что «сама я для этого еще не созрела». Интересовалась и обществом трезвости, но при этом обязательно заставляла Валерия Петровича угостить ее коньячком, и после первой же рюмки становилась дурашливой и развязной… Но в целом на уровне области, она безоговорочно поддерживала все начинания своего бывшего заместителя, личное участие в которых считала невозможным.

Второе заседание общества трезвости

На втором собрании Лузервильского общества трезвости был отец Аристарх. Ему первым дали слово:

— Любая страсть губит душу человека, — начал говорить священник. — Тем более, если она связана с изменением сознания. Те, кто, будучи зависим от алкоголя, продолжают пить, добровольно ввергают себя в руки темных сил…

Некоторые зашумели, выражая свое несогласие. Когда они успокоились, архимандрит продолжил: