Наследники. Покорители Стихий

— Рон, надо обязательно рассказать обо всём Дамблдору, только он может помочь, — взволнованно сказал Гарри, в глазах которого светилось участие и страх за друга. — Послушай, если ты сам не решаешься или тебе боязно, давай, я скажу. Я привык рассказывать Дамблдору страшные истории, — юноша улыбнулся, и Рон поневоле расплылся в ответной улыбке. — Правда, давай напугаем директора твоими снами!

— Гарри, не надо. Не делай этого, прошу тебя! — Уизли снова стал серьёзен и мрачен.

— Почему?

— Как ты думаешь, что решит Дамблдор?

— Он решит, что ты заразился от Поттера редкой болезнью — кошмаропатией…

— Перестань смеяться! — резко выкрикнул Рон, и глаза его приобрели стальной оттенок, став злыми и колючими. — Помнишь, в конце лета ты говорил нам, что у Волдеморта где-то есть сын?

— Помню. И этот сын — один из четырёх Наследников Покорителей Стихий. Только никто не знает, кто он на самом деле… — насторожено проговорил Гарри, не сводя пристального взгляда с Рона.

— Вот-вот, — Уизли горько улыбнулся, — Дамблдор решит, что сын Волдеморта — это я.

— Что ты несёшь! — зелёные глаза возмущённо сверкнули. — Что за бред, Рон!

— Дамблдор решит именно так, — словно не слыша друга, продолжал юноша, — и будет прав.

— С чего это ты взял?!

— Потому что я сам теперь знаю это. Я столько всего уже насмотрелся в своих снах, что сомнений почти не осталось, — Гарри потрясённо молчал. Рон вскочил, стукнув ногой по тумбочке:

— Я — Уизли! Слышишь, ты! — он неопределённо погрозил кулаком куда-то в дальний угол. — Меня не интересует с помощью каких заклинаний, зелий и чар ты сделал это чёрное дело. Я знаю своих родителей, и только они мои настоящие мама и папа! Я — Уизли, и точка!

— Рон… — Гарри взял его за руку, — это так и есть. Вся твоя большая семья любит тебя… А то, что ты говоришь, просто невозможно!

— Я не знаю, — в синих глазах застыли страх и отчаянье, — но чувствую, что это правда. Гарри, только ты не говори никому, хорошо?! Я справлюсь. Я ненавижу его так, что, кажется, могу испепелить одним взглядом… И я никогда не откликнусь на его зов, никогда! У меня есть мама и отец, и Джинни, и Фред с Джорджем…

— И Чарли, Билл и Перси…

— И ты, — Рон стиснул руку Гарри так, что у того заныли кости, — и Кристина, и Гермиона… Я справлюсь. С вашей помощью я обязательно справлюсь. Только ты не говори никому, ладно? А то они начнут следить за мной, поить всякими зельями, и сделают только хуже. Ты поможешь мне?

— Конечно…

— Значит, я справлюсь. С тобой у меня всегда всё получается, — Рон улыбнулся слабым отблеском своей обычной улыбки. — Так обещаешь никому не говорить?

— Обещаю, — ответил Гарри, скрепляя слово крепким рукопожатием. В глубине души тихий голос отчётливо повторял, что они совершают ошибку, что Дамблдор — единственный, кто может реально помочь — должен немедленно узнать об этом разговоре… Но слово было дано, и голос умолк.

Хеллоуин неумолимо приближался, и это было единственное, что поднимало настроение в тяжелых школьных буднях. Гарри старался не думать о том, что он видел на уроках Прорицания, но видения разрушенного Азкабана не оставляли его, и с каждым разом становились всё более подробными и красочными. Как не старался юный волшебник, но "картинки" приходили снова и снова, так же, как и загадочные сны. Странный человек каждую ночь говорил с ним и каждое утро юноша не мог вспомнить ни слова, только смазанные черты его лица и кулон с танцующим в нём пламенем, который намертво врезался в память. Кто этот человек, что говорит он каждую ночь, об этом Гарри думал по утрам, глядя в потолок и стараясь убедить себя, что не стоит обращать внимания на все эти глупости со снами и пророчествами.

Рон целыми днями не отходил от Кристины, превзойдя Фреда и Джорджа вместе взятых по количеству рассказанных смешных историй и придуманных шуток и розыгрышей, в надежде хоть как-то поднять настроение девушки, грустившей из-за расставания с пегасом Корнволом.

Гермиона всё это время пребывала в задумчивости, даже иногда отвлекалась на уроках, мысленно уносясь в какие-то сферы, далёкие от заклинаний, формул и зелий. "Выныривала" она только тогда, когда кто-нибудь из старшекурсниц слишком явно строил глазки Гарри или пытался пригласить на грядущий бал, повергая его тем самым в растерянное недоумение. В этом случае староста Гриффиндора становилась похожа на разъярённую фурию, чему немало способствовали её пышные кудрявые волосы, грозный взгляд и строгий вид. Наконец, в один из вечеров, болтая после ужина в гостиной, друзья неожиданно узнали, в чём причина задумчивости старосты.

— До бала осталось всего несколько дней… — мечтательно протянула она.

— А ведь и, правда! — заметил Рон. — А у нас ещё нет карнавальных костюмов.

— Ох, и не говори, — вздохнул Гарри. — У меня так совсем нет никаких мыслей по поводу костюма. Может, мне, вообще, не идти на этот бал?

— Как?! — воскликнула Гермиона, — я что, пойду одна?! А ведь я себе уже и костюм придумала… И кого я тогда буду учить танцевать?