Наследники Раскола

Я знаю, ты скептически относишься (или относился) к слову «любовь». Амалия рассказывала, что однажды ты поставил вопрос о том, чтобы говорили друг другу люди, если бы в языке не было глагола «любить». Не знаю про других, а я: «Франк, когда я вижу тебя, в моей душе загорается такая радость, что все вокруг меняется, начинает искриться и сиять. День без самой мимолетной встречи с тобой, прожит зря.

Франк, ты тот человек, без которого я не могу помыслить свою дальнейшую жизнь. Об этом, конечно, еще более негоже говорить юным девам, чем о своей любви (но, сжигая за собой мосты, почему бы не перекопать еще и дороги?) — мне бы хотелось просыпаться на твоем плече, ворошить руками твои темные кудри. Мне с тобой так хорошо!

Мы ведь с тобой так похожи! Все, что я открываю в тебе, есть и во мне. Я люблю тебя, Франк. Люблю!!! Люблю!! Люблю! — но с каждым словом все ближе миг моего отъезда. Я долго не решалась уехать. Я чувствовала, что вдали от тебя мне будет очень плохо. Уезжаю же я потому, что Кримхилъда слишком решительно захотела войти в твою жизнь. Неизвестно кем данной властью она принялась переписывать сценарии судеб. Франк, мы же созданы друг для друга! Неужели ты этого не чувствовал! Никто и никогда не будет тебя любить, как я!!!

Я знаю, что любовь нельзя ни вырвать, ни выпросить, ни вымолить. Я уезжаю. Но если в твоем сердце… Если ты тоже… Я буду ждать тебя 11 числа в Сиреневой долине. Письмо 10-го тебе передаст Гумберт. Но только не приезжай с сочувствием и участием… Я верю в них, но мне нужно другое. Прости, если нарушила твой покой. Я всегда буду помнить о тебе, куда бы ни завела меня дорога. Сила заклятия спала, и я направляюсь в другие миры. Прощай! Или до свидания?

Любящая тебя Сусанна».

Противоречивые чувства переполняли Карину. Она прекрасно понимала, что перед ней образец непростительного юношеского максимализма. Но чувствовала также, что это любовь, настоящая, большая, горячая.

— Так вы, значит, любите ее? — сглотнув, спросила она.

— Нет.

— От подобных посланий никогда не было толка… Но зачем вы поехали?

— Я очень хорошо отношусь к ней… Знаю с детства… Хотел поговорить по-человечески…

— Поговорили?

Кристофер с тревогой смотрел на Карину. Она буквально сверлила взглядом цегенвейского короля.

— Н-нет… — помедлив, сказал Франк. — Не успел. Гумберт, вахтер, отдал письмо слишком поздно.

— Конечно, что хорошего можно ожидать от Гумберта, — проворчала Карина.

— Сусанна — совсем ребенок, — Франк хотел все объяснить. — Она — сестра моего друга Стефана Штайна. Он умер много лет назад… После Ядерного взрыва мы, шестнадцатилетние юнцы, оказались во главе тысячи детей. Красное зарево горело неделю, черный дождь пролился на землю, и в положенный срок никто из взрослых не вернулся. Решено было идти на разведку к городу. Только Стефан высказался против…

Франк тяжело замолчал, но снова продолжил:

— Чтобы доказать опасность затеянного похода, он сам сходил к городу. Стефан вернулся, когда мы заканчивали сборы… Кожа висела на нем лохмотьями, волосы выпали, в глазах полопались сосуды. Стефан успел рассказать, что города больше нет, о радиации, о зеркальном котловане… Умирая, он просил, чтобы я позаботился о маленькой Сусанне.

Франк смотрел куда-то в сторону, но Карина видела, что глаза его блестят.

— Я всегда опекал эту девочку. Следил за ее успехами, решал какие-то мелкие проблемы. Наверно, это и послужило причиной…

— А почему Сусанна писала от руки? — спросил Крис.

— Могли «полететь» настройки принтера. Юным девам проще сделать все по старинке, чем разбираться в технике.

17.