Наследники Шамаша. Рассвет над пеплом (СИ)

Ночью Альжбета улеглась в тёплую постель и тихо заплакала, сжимая кольцо, — единственное, что ещё связывало её с прошлым.

Глава 4. Город скорби, город огня

Аргос увидел мрачное утро. Солнце окутало лес золотым сиянием и насквозь пронзило тихий город, тихий дворец, тихие комнаты. Всё было тихим эти утром, будто город оправлялся после страшного нападения и собирался с силами, чтобы встретить новое.

Акил сидел на кровати рядом с Сагрией и лил молчаливые слёзы. Когда они добрались до Аргоса с тяжело раненной девушкой, к ним навстречу вышел растерянный, трясущийся посланник Натал Ансаро и скорбно сообщил, что Лесные Братья отыскали мёртвое тело Марцелла Атрея и привезли его в город. Вокруг погибшего было множество следов борьбы, крови, сапог, копыт, повозки, клочок колета Александра Сагдиарда, который, вероятно, тоже был убит. И ни следа Ишмерай.

Акил, измученный тревогой за Сагрию, которая всё ещё оставалась в тяжёлом состоянии, почти от неё не отходивший все дни, что они ехали обратно, надеялся, что их встретит Марцелл и Ишмерай, помятые, но живые и радостные. Он тысячи раз прокручивал в голове эти счастливые картины, но никак не мог представить, что вместо её сияющего лица увидит изуродованное и посиневшее тело Марцелла, такого верного, надежного, не похожего на других агентов Гаральда Алистера.

— Её не могли посчадить, — со знанием дела говорил Сибелир, сводя Акила с ума своими чудовищными словами. — Если убили одного, — он кивнул на тело Марцела, — убили и второго. Девитса едва ли выжила. Мне шаль говорить это. Вы хорошие люди.

Вот так. Ни Атанаис, ни Ишмерай. И неизвестно, выкарабкается ли Сагрия.

«Моя вина… — билась набатом тяжёлая мысль Акила. — Я не справился. Их убили, потому что я не справился!..»

Аргосские целители утверждали, что дни Сагрии сочтены, но ни Цесперий, ни Акил не желали верить в это. В спальне находились и виконт Аим с Умратом. Последний держал девушку за руку и с отчаянием вглядывался в её бледное без кровинки лицо.

— Подумать только, — потеряно выдохнул виконт Аим, горько подпирая рукой щеку, глядя в тёмную пустоту перед собой. — Ишмерай Алистер, эта чистая светлая девушка, в Заземелье разделила судьбу своего возлюбленного. Какая трагедия!.. А Атанаис…

— Нет! — гаркнул Акил. — Мы ещё ничего не знаем!

— Разумеется, мы будем их искать. Знать бы только где…

Акил с трудом сдержал горе и сел на край постели бездыханной Сагрии. Она стала еще слабее. Смерть медленно и мучительно забирала её, и Акилу было горько. Невыносимо горько.

«Мой отец спасает одним лишь взмахом руки! — мысленно сокрушался он. — Я же бессилен! Я ни на что не годен! Какой я Рианор? Какой я целитель?..»

Ему как никогда захотелось, чтобы эта смелая, отчаянная, влюблённая в него девушка открыла глаза и поглядела на него. Пусть она ненавидит его всю оставшуюся жизнь, пусть презирает, но пусть только откроет глаза и будет жить! Пусть найдёт свою любовь, доживёт до старости и, прежде чем умереть, подарит миру детей и внуков. Но только не сейчас! Только не в восемнадцать лет!

Акил держал её холодную слабую руку, ладонью проводил по лицу её. Сагрия не подавала признаков жизни. Ее жизнь затухала, подобно свече.

«Сегодня ночью она умрет», — услышал он скорбный голос, принадлежавший будто не ему, а кому-то постороннему.

И решил, что не достоин жить, если позволит этому случиться.

— Нет, она не может оставить меня! — упрямо мотнул головой Акил, чувствуя безумный страх перед её смертью.

— Почему же не может? — строго осведомился виконт Аим, поднимаясь. — Неужто, Акил, ты полагал, что Сагрия всегда будет у твоих ног, исполнять любое твое желание? Или ты думаешь, что она поехала в Заземелье за Ишмерай? Ишмерай бы смогла отговорить ее от путешествия, если бы с ними не ехал ты. Сагрия отдала тебе слишком много. Надо было раньше ценить это. Теперь уж поздно. Я принесу вам поесть, господа целители.

С этими словами виконт вышел из комнаты.

— Если бы ты не был целителем, я бы вышвырнул тебя за дверь, — прорычал Умрат, угрожающе поглядев на Акила.

— Так забудь о том, что я целитель, и вышвырни меня, — безразлично ответил тот, неотрывно смотря на Сагрию.

— Не могу. Быть может, ты еще сможешь помочь ей.

Акил глядел на Сагрию и вспоминал их детство и юность. Сагрия всегда задирала его, и он привык к тому, что она была груба и не упускала возможности насолить ему. Когда они повзрослели, Сагрия вдруг стала нежнее, больше ему улыбалась и почти не грубила. Эта неожиданная перемена показалась ему очень скучной. Он думал, что Сагрия Кицвилан старается походить на Атанаис Алистер, эту величавую царицу, грациозного лебедя. Рядом с Атанаис Сагрия казалась ему гусем. Рыжим и жгучим, как горький перец. Акила забавляла её в него влюблённость, и ему нравилось её грустная мина, когда он не выказывал к ней расположения.

Теперь же он понял, как нравится ему её честность, прямота, грубоватость и стремление освободиться от пут страдающего сердца. Он хотел, чтобы она жила. И пусть при этом она ненавидит его хоть всю оставшуюся жизнь.