И его беспокоило то, что Ишмерай перестала сниться ему. Она более не приходила к нему во сне, он более не слышал её голоса. Иногда ему казалось, что ему снится её запах, но теперь не было даже лица. Ему снился туман, грустно шелестящее море, пустынный берег и его одинокие следы на песке. Что-то обхватывало его голову и сильно давило. Но он должен был и дальше нести свою ношу.
Награбив золота за время пути в Баркиду и за время пребывания в ней, шамширцы весело подсчитывали добычу и обсуждали, как хорошо заживут, когда вернутся домой. Басил мечтал отстроить себе новый хороший дом на берегу реки и хохотал над Малваром, заявляя, что он мечтает о золотых кольцах с драгоценными камнями на каждом из пальцев, о золотых цепях и даже серьгах. Хаган вдруг признался, что ему хотелось бы завести семью.
— Что будешь делать ты со своими деньгами? — поинтересовался Марк у Рабинары, которая ехала рядом с ним.
— Я подумываю уехать из Шамшира, — ответила девушка.
— Куда же ты намереваешься уехать?
— Быть может, в Карнеолас или в Полнхольд, — последовал ответ.
— Разумеется, в столицы?
— А что мне делать в деревнях?
— Юной девушке лучше не жить в большом городе одной.
Рабинара грубо рассмеялась, горделиво выпрямилась и воскликнула:
— Ты знаешь, что я могу защитить себя!
— Это верно, но отпустит ли тебя Сакрум?
— Это ты его раб, а не я, — парировала та. — Я вольна ехать куда пожелаю.
— Я не раб, Рабинара, — рыкнул Марк, тотчас поменявшись в лице, мысленно ругая себя за свою несдержанность, но будучи не в силах остановиться. — Я не могу вырваться, я в его плену, но я не раб!
— Быть может, ты прав, — ответила девушка, невероятно удивив его.
Они ехали, останавливаясь только на несколько часов на ночь. Сакрум торопился, беспокоился о самочувствии своей Алаштар, и Марк поощрял это его стремление добраться до Авалара и вернуться в Архей. Марк был безмерно счастлив, оттого что ему удалось вырваться из Барселоны и сдвинуться с мертвой точки.
Ему казалось, что он оживал и расправлял крылья. Он возвращался в Архей, пусть через загадочный Авалар, пусть медленно, но с предводителем войска у них была одна цель — вернуться.
Апрель накрывал земли лёгким зелёным покрывалом. Дни были солнечными, реки тёплыми, но шамширцы старались не купаться — простудиться можно было легко. Но Марк не боялся простуды. После начала каждого привала он занимался с Басилом или Валефором фехтованием в лёгкой рубашке, зарабатывал и раздавал синяки и кровоподтеки, перебрасывался шутками с товарищами, парировал не слишком добрые замечания Рабинары, ужинал и после каждого ужина обязательно шел мыться. Он бросал одежду на берег и прыгал в воду, ныряя, плескаясь, радуясь воде, будто рыба. Он бросался в воду самозабвенно, мечтая о том дне, когда войдет под своды Нелейского дворца, где его будет ждать отец, мать, старший брат и невеста.
«Авалар… корабли… Море… Хадерат…» — таков был путь, проложенный Сакрумом. И Марк ломал голову над тем, как бы ему дать о себе знать уже на территории Карнеоласа.
Марк нырял и наслаждался свежестью и холодом воды, пока не замерз. Он вылез на берег, вытерся, надел штаны, а на плечи накинул полотенце. Над рекой клубился туман, небеса затягивались тьмою.
— О чём задумался?
Марк обернулся: позади стояла Рабинара. Волосы её золотистой рекой струились по плечам и спине, на ней была простая чистая светлая рубаха, узкие штаны и высокие сапоги, в голенищах которых она прятала многочисленные ножи.
— О весне, — солгал тот — Рабинара терпеть не могла, когда он делал лирические отступления. Она только начинала привыкать к его чудачествам.
— Зачем о ней думать? — раздражённо осведомилась она.
— Потому что она прекрасна, — усмехнулся Марк. — А в моей жизни нынче не очень много прекрасного. В апреле исполняется год, как я путешествую с вами.
— Пора привыкнуть, — фыркнула девушка и, нерешительно поглядев на его обнажённый крепкий торс, вдруг покраснела и отвернулась.
— Я буду отыгрываться на тебе, — парировал он. — В Баркиде ты одевалась красиво. Быть может, скоро ты начнёшь красиво говорить.
— Мне это не нужно! — воскликнула Рабинара.
— Ты умная девочка. Уже давно должна была догадаться, что ораторское искусство дорогого стоит. Ранить или убить словом можно не хуже, чем оружием.
— Странно, что ты ещё не заговорил до смерти всех баркидцев, зануда, — усмехнулась девушка.
— Но корабли были куплены… — улыбнулся тот, сняв с плеч полотенце и потянувшись за рубашкой.
— И ты полагаешь, что только благодаря тебе?
— Во многом благодаря мне…
— Почему ты больше не поёшь? — тихо спросила она.
— А ты хочешь, чтобы я спел?
— Мне нравится твой голос… — нехотя призналась Рабинара. — Я никогда не слышала такого голоса, как у тебя…
Марк вздохнул. Ему не хотелось, чтобы сейчас кто-то слышал его пение.
— Прости, Рабинара… — ответил он. — Не то настроение.
— Тебе нужно особое настроение?
— Сейчас да.
— Я могу настроить тебя…
Марк обернулся и изумленно поглядел на девушку. Услышать от нее такие слова было очень странно. Он хмуро поглядел на нее, и Рабинара смело встретила его взгляд.