— Да верну я ее тебе! Успокойся, — отмахнулась Беллатриса.
Тут из темноты появился Рудольфус, разбуженный их руганью.
— Что тут?.. Беллс!
— Милый, отойди на всякий случай, я боюсь с непривычки промахнуться, — деловито проговорила она вместо приветствия.
Рудольфус моментально сообразил, что к чему, и ретировался.
— Корозиум! — сосредоточенно произнесла Беллатриса, направив палочку на решетку.
Послышался неприятный скрежет, и прутья стали сами собой деформироваться и выгибаться, пока, наконец, не образовали просторную дыру.
— Неплохо для человека, который не колдовал уже четырнадцать лет, — заметил Эйвери, разглядывая хитросплетенную металлическую конструкцию.
— Волшебник всегда остается волшебником, — надменно отозвалась Пожирательница и с удовольствием обняла мужа, который уже выбрался наружу.
— Теперь идем за Рабасом! — решила Беллатриса. — Где он?
— Дальше по коридору. — Эйвери приглашающим жестом пропустил супругов вперед.
Узник не вышел им навстречу и не откликнулся на зов. Слегка обеспокоившись, Пожиратели тем же макаром расправились с решеткой и сами вошли внутрь.
Эта камера была на удивление хорошо освещена благодаря двум ярким факелам, висящим прямо напротив двери. Скорее всего, именно этим объяснялось то, что предстало взору волшебников и сначала повергло их в шок.
Все стены были ни то исцарапаны, ни то изрисованы. Причем рисунки при ближайшем рассмотрении оказались совершенно изумительными и, несомненно, имели художественную ценность. В основном, они представляли из себя поразительно точно исполненные портреты. Но самым удивительным было то, что они двигались и даже негромко разговаривали! То, как Рабастану удалось оживить их без волшебной палочки, оставалось загадкой.
Самой большой картиной был портрет родителей. Они стояли, прислонившись друг к другу, и сдержанно, но очень искренне улыбались. Рядом были изображены Рудольфус, Беллатриса, Крауч и какие-то родственники по линии Лестрейнджей. А чуть поодаль, на расстоянии от всех остальных, размещался портрет Миллисенты Мерсер. Он занимал много места и был прорисован с такой тщательностью, что, казалось, можно было увидеть каждый волосок. Миллисента была гораздо красивее себя настоящей, но, при этом, безошибочно узнаваемой, а ее взгляд, как всегда, оставался мягким, спокойным и уверенным.
Рабастан сидел лицом к стене и вел со своими творениями неспешную беседу, не обращая на посетителей никакого внимания.
— Потрясающе… — проговорил Рудольфус, заворожено глядя на фрески. — Все эти годы он был не один…
— Вы лучше взгляните сюда! — взволнованно позвал их Эйвери из другого конца камеры.
Он стоял напротив небольшой ниши в несколько футов шириной, которая тоже оказалась сплошь изрисованной и тоже лицами.
Приглядевшись, Беллатриса вздрогнула. Со стены на нее укоризненно смотрели Маландра Аллен, Роберт Нерд, Лили и Джеймс Поттеры, Алиса и Фрэнк Долгопупсы…
Пожирательница отпрянула.
— Какой ужас… — только и выговорила она, желая уйти оттуда как можно скорее.
— Да уж… я бы долго не протянул, если бы они торчали у меня на стене… — проговорил Рудольфус, с отвращением глядя на своих жертв.
— Пора уходить, — решила Беллатриса. — Я надеюсь, у тюремщиков хватит ума сохранить все эти картины. Ведь это настоящий шедевр!
— Рабас! — позвала она и, приблизившись, дотронулась до его плеча.
Тот вздрогнул от прикосновения и обратил на нее испуганный взгляд.
— По-моему, он нас не узнает, — испуганно шепнула Беллатриса мужу, который тоже подошел.
— Ну ты чего, братишка! — заговорил Рудольфус, видимо, со всей беззаботностью, на которую был способен. — Это я. А это Белла. Постарели мы, конечно, не то, что на твоих рисунках…
Рабастан перевел растерянный взгляд на стену, где брат и невестка, молодые и красивые, весело ему улыбались.
— Пойдем же! — продолжала Беллатриса. — Мы свободны!
— Правда? — спросил он, взирая на родственников своими большими глазами, которые за четырнадцать кошмарных лет так и не утратили по-детски наивного выражения.
— Ну, конечно, правда! — подтвердил Рудольфус. — Темный Лорд возродился, и он освобождает нас!
Не дожидаясь, пока в его голове произойдет трудный процесс осмысления, супруги попробовали сами поднять его с пола.
— Подождите! — вдруг очнулся он. — Можно я с ними попрощаюсь?
— Ну конечно… — растерянно отозвался Рудольфус, отпуская его руку.
— Я должен идти, — серьезно проговорил Рабастан, обращаясь к портретам.
— Иди-иди! И смотри не возвращайся! — ответил ему со стены нарисованный Рудольфус.
Нарисованная Беллатриса улыбнулась и помахала рукой. Все остальные последовали ее примеру.
Затем Рабастан поднялся и подошел к Миллисенте. Протянув руку, он коснулся ее каменной щеки. Девушка закрыла глаза и попыталась дотронуться до него белыми контурами своих изящных пальцев, затем смахнула слезу и послала на прощание воздушный поцелуй.
— Идемте скорее! — торопил их Эйвери. — Нужно еще успеть забрать ваши волшебные палочки…
— Подожди! — перебила его Беллатриса. — А как же Крауч?
Эйвери вдруг замялся и отвел взгляд.
— Его здесь нет.
— Как это нет?!