Наследники Слизерина (СИ)

Последующие дни она была намерена, во что бы то ни стало, больше не поддаваться унынию. Ей даже не приходилось заставлять себя концентрироваться на хороших мыслях, они сами охотно помещались в голове. Она уже и забыла, что когда-то была смелой и решительной, но теперь была уверена, что ей придется стать прежней. Она представляла себе, как выйдет на свободу, как вдохнет свежего воздуха, поест нормальной еды, вылечится от артрита и чахотки, восстановит свою внешность и снова встанет в строй. И, о да! Она будет еще сильнее, чем прежде! Только бы продержаться эти дни… недели… месяцы…

Только бы не позволить себе снова впасть в отчаяние и бред. Ведь она понимала, что эйфория пройдет, и тогда находить свежие радостные эмоции, чтобы защищаться от дементоров, будет все тяжелее и тяжелее.

Однажды Беллатриса услышала, как по коридору, неторопливо переговариваясь, идут двое. Голос одного из них показался ей до боли знакомым. Но сильно потрепанная за полтора десятка лет память теперь частенько ее подводила.

— При всем моем уважении к Вам, профессор, — говорил незнакомый голос. — Вы напрасно сгущаете. Как видите, все узники на месте и хорошо охраняются.

— Вижу, Корнелиус, — невозмутимо отвечал второй голос (знакомый), — но что если дементоры вновь перейдут на его сторону…

— Ах, бросьте! — с трудом скрывая раздражение, оборвал его собеседник. — Я не могу вот так запросто изменить порядок в Азкабане! Ведь дементоры — это гарантия безопасности. А о возвращении Сами–знаете-кого нам ровным счетом ничего неизвестно. Слова мальчика не являются серьезным доказательством в таком вопросе. Уж простите, я никак не могу на них ссылаться.

— Но, однако, Вы можете сослаться на чудовищные условия содержания заключенных. Ни для кого не секрет, что они давно уже становятся предметом возмущения правозащитников.

— Не думаю, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы поднимать эту тему, — уклончиво ответил собеседник.

— Разве? Вы правда считаете, что люди, которые содержатся здесь, не заслуживают элементарных человеческих условий?

— Я все понимаю! — злился первый. — Но многие из них являются Пожирателями смерти и попали сюда за страшные преступления!

— По Вашим словам получается, что Вы и за людей-то их не считаете.

— Я этого не говорил!

— И вместо того, чтобы дать им шанс раскаяться, мы помещаем их сюда, где они в скором времени просто-напросто перестают быть осознанными личностями.

— Ох, не очень-то мне верится в это Ваше раскаяние…

— Профессор Дамблдор! — задыхаясь, воскликнула Беллатриса, когда собеседники возникли в поле ее зрения.

Он хоть и был ее злейшим врагом, но в сложившейся ситуации нельзя было упускать возможность воззвать к его великодушию. Тем более, что собеседник директора Хогвартса показался Пожирательнице высокопоставленным чиновником.

— Профессор Дамблдор! — отчаянно воскликнула она, вцепившись в решетку. — Прошу Вас! Я здесь уже четырнадцать лет! Если бы мне позволили хотя бы на минуту увидеть моего мужа!

Она с таким остервенением вцепилась в металлические прутья, что, казалось, хочет силой их раздвинуть.

— Ну вот! — вздохнул невысокий мужчина в нелепом головном уборе. — Кем бы не была эта «личность», она вполне осознанная и имеет вполне конкретную просьбу.

— Кажется, это Беллатриса Лестрейндж, — нахмурился седовласый старец, вглядываясь в лицо узницы.

— Возможно, — пробормотал чиновник, стараясь не смотреть на нее. — Прошу Вас, профессор, давайте не будем здесь задерживаться. У меня начинает болеть голова, а вечером предстоит важное совещание в Министерстве.

— Вот видите, господин Министр, — вздохнул Дамблдор, — мы находимся на острове всего несколько минут, и это уже негативно сказалось на Вашем здоровье. А можете себе представить, что испытывают люди, запертые тут годами? Как Вы считаете, это гуманно?

Судя по выражению лица оппонента, ему было абсолютно наплевать на то, что гуманно, а что нет, он просто хотел поскорее выбраться из этого ужасного места.

— Господин Министр! — воскликнула Беллатриса, обрадовавшись, что перед ней такая высокопоставленная персона. — Прошу Вас, не откажите в моей просьбе! Я осуждена пожизненно. Разве мое наказание станет меньше, если я на мгновение, в последний раз, увижусь с родным человеком?

Министр скользнул по ней брезгливым взглядом, и дернулся, желая поскорее двинуться дальше, но Дамблдор продолжал стоять неподвижно и задумчиво смотреть на заключенную, вернее, даже куда-то сквозь нее, всем своим видом показывая, что никуда не торопится.

Осознав, что никакого иного способа сдвинуть его с места нет, Министр обернулся и крикнул.

— Эй, кто-нибудь!

К нему бегом подоспел запыхавшийся тюремщик.

— Обеспечьте ей свидание с мужем!

— Н-но… ведь не положено выпускать заключенных из камер…

— Вы, что, забыли, кто перед Вами?! — разозлился тот. — Отведите ее, куда она просит! Порядки не пострадают! — и, обернувшись к Дамблдору, учтиво прибавил. — Давайте продолжим наш путь, профессор.

Больше не взглянув на узницу, они оба удалились, продолжая беседовать.

Ошалевший от такого приказа тюремщик замер в нерешительности.