Наследники Стоунхенджа

— Она просто затемпературила. Ничего особенного.

— Ты теперь врач?

— Ты теперь отец?

Он утомленно вздохнул.

— Мег, я беспокоюсь за дочь. Если бы я не позвонил, ты бы все равно на меня наорала.

Она сосчитала до десяти и процедила его имя:

— Адам, с Сэмми все в порядке. Дети все время цепляют инфекции в детском саду. У нее повышена температура, ее немножко тошнило прошлой ночью, только и всего.

— Но это не корь, ничего такого?

— Нет. — Меган вдруг засомневалась. — Не думаю. Мама с ней, можешь не волноваться.

— С ней должна быть ты. Больной девочке нужна рядом мама, а не бабушка.

— Пошел ты к черту, Адам.

Она прервала связь и ощутила, как колотится сердце. Всегда он так. Заводит ее, доводит до срыва. Звякнул настольный телефон, и она чуть не подпрыгнула. Звонили из приемной. Гидеон Чейз ждал внизу. Она сказала, что спускается, и, уходя, отхлебнула остывший кофе. Разговор с родственниками покойного всегда дается трудно.

В приемной никого не было, кроме высокого темноволосого мужчины с растерянным бледным лицом. Она глубоко вздохнула, подошла и представилась:

— Я — детектив-инспектор Беккер. Меган Беккер.

Она протянула ему руку, заметив, что старый пластырь на указательном пальце вот-вот отклеится.

— Гидеон Чейз. — Он ответил на рукопожатие, постаравшись не задеть голубую полоску пластыря. — Извините, что опоздал. Пробки.

Она сочувственно улыбнулась.

— Как всегда. Спасибо, что приехали так быстро. Я знаю, как это сложно. — Она открыла дверь, приложив свой пропуск. — Пройдемте внутрь, найдем спокойное место для разговора.

7

Девайзес

Будучи археологом, Гидеон придавал большое значение местоположению и первому впечатлению. Полоска прокаленного красного египетского песка или темная зелень английского поля могут многое рассказать о предстоящих открытиях. Как и дешевая сплошная деревянная дверь, которую открыла перед ним детектив-инспектор Беккер.

За дверью оказалась унылая коробка с темным ковролином и серыми стенами. Гостеприимная, как могила. Единственным ярким пятном в комнате была сама женщина, детектив-инспектор. Каштановые волосы с рыжиной, ржаво-коричневая трикотажная блузка и расклешенные черные брюки. Гидеон неловко примостился на стандартном стуле и из любопытства толкнул стоявший перед ним стол — привинчен к полу.

Меган Беккер тоже кое-что понимала в первых впечатлениях. Подготовка по психологии и составлению профиля преступника позволила ей оценить мужчину с подстриженными а-ля Хью Грант темными волосами. Карие глаза, полные губы, хорошие скулы. На ногтях нет никотиновой желтизны, и обрезаны они не слишком коротко. Обручального кольца нет. Колец часто не носят и женатые мужчины, но люди строгих принципов носят, а от него так и разило консерватизмом. Консерватизм сказывался и в синем шерстяном блейзере с кожаными заплатами на локтях — одежда, принятая скорее среди ученой братии, чем среди высокопоставленных служащих. И мешковатая зеленая рубашка с черным кашемировым джемпером к нему не подходит. Будь в его жизни женщина, она бы обязательно ему сказала.

Она подтолкнула к нему по столу письмо.

— Эту записку оставил ваш отец.

Гидеон, не двигаясь, глядел на конверт, забрызганный темными пятнышками.

Она поняла, на что он смотрит.

— Простите. Мне показалось, что заменить конверт будет неправильно.

Правильно… Или неправильно…

Все его воспитание сводилось к тому, чтобы поступать правильно. И не смогло подготовить его к моменту, когда ему подадут конверт, забрызганный кровью погибшего отца.

— Вам плохо?

Он убрал прядь со лба, взглянул ей в лицо.

— Все нормально.

Оба понимали, что это ложь.

Он снова перевел взгляд на конверт, и в глаза ему бросилось собственное имя, выписанное четким отцовским почерком: «ГИДЕОН».

Впервые в жизни он порадовался, что отец остался верен себе и не сменил перо на шариковую или гелевую ручку, подобно всему миру.

Гидеон поймал себя на том, что тепло думает о старике, и задумался, случайность ли это, что смерть заставляет вдруг проникнуться уважением к тому, что прежде презирал. Как будто начисто стирает все ненужное и оставляет только добрые мысли.

Он тронул уголок конверта. Приподнял, но переворачивать не стал.

Рано.

Сердце у него колотилось, как бывало при ссорах с отцом. В этом письме он чувствовал присутствие старика. Угадывал его сквозь толстую бумагу. Он взял и открыл конверт. Разворачивая письмо, с обидой подумал, что полицейские уже читали его. Он понимал: они были обязаны, а все же не следовало им этого делать. Письмо было адресовано ему. Личное дело.

«Дорогой Гидеон!

Я надеюсь, что в смерти нас разделяет меньшее, чем при жизни.