Наследники Ваньки Каина (сборник)

Как знаешь,— сказал Стас, отходя. Слова инвалида его заинтересовали, но ясно было, что чем больше будешь любопытствовать, тем меньше услышишь.

Эй,— позвал безногий. Его снедало одиночество и желание пообщаться.— Вали обратно, скажу.

Стас подошел.

—О чем это?

Инвалид усмехнулся и погрозил ему корявым пальцем.

Кому мозги крутишь, милок? Аи я не знаю? Ты из-за Феньки сюды явился?

Какой Феньки?— засмеялся Стас, подмигивая подошедшему Климову.

—Ка-а-кой?— укоризненно затряс головой безногий.— Дурак ты, парнишка! Я ж тут про всех знаю. Вы к ей из Клебани, а она с начальником станции в лесочке плироду изучает.

Вот оно как!— сказал Климов.

А ты думал!— подскочил безногий.— Я ее, стерву, насквозь вижу! Она вишь замуж задумала! У нас-то в Андреевском про ейную биохрафию все знают, вот она вам, сторонним, дыму напущает. Знаем! Все знаем!

Дед, ты был, когда тут московский курьерский проходил?— спросил Стас.

Кульерский!— с презрением плюнул перед собой старик.— Кульерские раньше были, а энтот как муха по стеклу ползет. Раньше, почитай, сотнягу, а то и больше — и на николаевки бабы зарабатывали — огурчики али там пирожки домашние к звонку приволокут, а тут три калеки выглянули, «лимоном» только погрозились.

Сходил тут кто-нибудь?— спросил Стас.

Здесь?— инвалид закатился так, что слезы выступили на бурых веках.— Тута отродясь один Коля-дурачок сходит. В Серпухов на богомолье ездит, а сходит — каждый раз станцию путает.

Из дверей вокзального строеньица вышел Клыч, поманил Стаса рукой.

Здесь никто не сходил,— сказал Клыч.— И никто на станции из посторонних вообще не обьявлялся. Что у вас?

То же самое,— сказал Стас.

В Пахомово,— скомандовал Клыч и вспрыгнул на дрезину.

Но в Пахомове тоже никто не сходил. Дело шло к семи вечера. Начинало смеркаться. Клыч высчитывал.

—Если поезд был здесь часов в одиннадцать утра, то у нас еще есть время,— кричал он на ухо Климову. Тот, держась за железные перила дрезины, только кивал в ответ.

Выпрыгнули навстречу первые полисадники Клебани. У длинного вокзального барака путеец затормозил. Клыч кинулся внутрь. Стас пошел болтать с двумя парнями с роскошными чубами из-под низко надвинутых картузов, лениво лузгавшими семечки на травянистом пригорке за путями. С одной стороны железной дороги изрытыми выбоинами улиц и кособокими домишками начиналась Клебань, с другой шел лес, разрезанный на двое проселком. В старых лужах, поросших зеленой осокой, валялись свиньи, лаяли вдалеке собаки. Потапыч курил трубку и посматривал с дрезины на Климова, тот бродил между рельсами, оглядывая потрескавшиеся шпалы, думая о том, как хлипка эта связь между городами. Как эти шпалы еще держат рельсы, как эти стертые до половины железяки еще несут составы?

В выбоине перед насыпью был четко врублен след колеса и видны свежие отпечатки копыт. «Прямо по путям кто-то шпарил,— думал Климов,— как будто нет переезда! Долго еще изживать в народе эту расхлябанность, нежелание и отрицание любого порядка... Но откуда же он ехал, этот возчик?! Пьяный был, что ли?» Климов примерился по направлению колес, перешел рельсы и вышел к поселковой стороне. Здесь отпечатков колес не было. Правда, земля тут шла суше. Хотя почему суше — вот они, лужи, через них никак не проедешь, след останется. Значит, кто-то подъезжал чуть ли не к самым путям, потом повернул обратно? Он опять перешел пути, дошагал до первых деревьев. У съезда на проселок по краям лужи четко просматривался двойной след колес. Колеса были не тележные, а дутые шины. Экипаж? Наверное, кто-то из сельских богатеев. Он услышал свое имя. Стае бежал к двери вокзального барака, махал ему рукой. Потапыч осторожно спускался с дрезины. Путеец, до этого дремавший, проснулся и с интересом следил за происходящим. Из вокзального здания вышел Клыч с высоким человеком в путейской форме. Климов, охваченный предчувствиями, кинулся через рельсы.

—Сходило три человека,— на ходу шепнул Стас. — Один в летнем пальто. Похож на Федуленко.

Они ходко шли за Клычом и железнодорожником, сзади торопился Потапыч. Свое оборудование он оставил в дрезине и все время оглядывался.—Иван Фомич!— густо басил худой железнодорожник.— Мельник. Я его как облупленного знаю.

Клыч что-то спросил.

—Другие? Нет, те неизвестные. И с ним ли они, сообщить не могу. У него расспросим... У меня к вам, товарищ, международный вопрос: вот англичане ультиматумом грозят, в этом году война будет?

На скамьях вдоль улицы посиживал разный народ. Некоторые по деревенской привычке здоровались с незнакомыми. Несколько ребятишек бежали сзади. Две дворняги с блудливо косящими взглядами и опущенными хвостами заключали шествие.

Клыч остановился и подозвал Климова и Стаса.

—Идите отдельно,— сказал он вполголоса.— Отстаньте. А то целая полундра. Нас за километр видать и слыхать.

Они отстали. Мальчишки потолкались около них и вновь побежали за Клычом и железнодорожником, дворняги с опаской обнюхивали чертыхавшегося Потапыча. Тот попал в лужу и теперь вытряхивал из ботинка черную воду.

Подошли к двухэтажному домине, нижний этаж был каменный.