– Ну, раз это твой сынок, так и проваливай с ним! – грубо выкрикнула жена перчаточника в ответ на робкие оправдания Антонины, обнимавшей сына на пороге дома. – Ты же ни на что не годна: только в рыбе и разбираешься! В богатом доме никогда не работала. А ты!.. – Женщина ткнула пальцем в Уго. – Ты вообще убирайся!
Хозяйка ждала, уперев руки в боки. Уго подчинился взгляду матушки, какому-то чужому, и побрел прочь, пораженный скорбью и бессилием в ее глазах, совсем еще недавно лучившихся радостью и надеждой. Антонина посмотрела, как Уго отошел на несколько шагов; потом, когда из-за захлопнутой двери дома по проулку разнеслась ругань хозяйки, он безудержно разрыдался.
Уго все равно продолжал приходить на улицу Каналс в надежде увидеть матушку. В следующий раз мальчик остановился на подходе к дому, ему было негде спрятаться в узком проулке. «Что ты тут забыл, сопляк? – заорала женщина из окна третьего этажа. – Стащить что-то собрался? Пошел отсюда!» Подумав, что крики насторожат жену перчаточника и матушка получит новую взбучку, Уго зашагал быстрее и скрылся за углом.
С тех пор Уго ограничивался прогулками взад и вперед по улице Каналс, как будто направлялся совсем в другое место, при этом он как можно дольше задерживался перед домом перчаточника, мурлыча песенку, которую всегда напевал его отец. Ему ни разу так и не удалось увидеть Антонину.
А когда мальчик уходил прочь, утешая себя надеждой увидеть матушку на воскресной мессе в церкви, он отправлялся в квартал Рибера и искал там мисера Арнау – иногда в Святой Марии, иногда в его доме, прилепившемся к другим моряцким домикам, иногда в конторе, куда Арнау наведывался все реже, переложив дела на своих помощников. Если мисера не было в этих трех местах, Уго принимался бродить по улицам. И, как правило, находил. Люди в квартале хорошо знали Арнау Эстаньола, почти все здесь его уважали. Мальчику было достаточно спросить об Эстаньоле в пекарне на Широкой улице, или в мясной лавке на Морской, или в любой из двух рыбных лавок, или в сыроварне.
В эти дни Уго узнал, что у Арнау есть жена, ее зовут Мар. «Она дочь бастайша», – хвалился супругой старик. А еще есть сын Бернат, чуть постарше самого Уго.
– Так, стало быть, двенадцать? – повторил Арнау, когда Уго в очередной раз назвал ему свой возраст. – Ну а Бернату сравняется шестнадцать. Сейчас он в Александрии, при консульстве, обучается торговому делу и навигации. И надеюсь, уже скоро вернется. Я больше не желаю заниматься никакими делами. Я старик!
– Не говорите так…
– Не спорь со взрослыми, – оборвал Арнау.
Уго так и поступил; старик двинулся дальше, опираясь на его плечо. Мальчику нравилось, когда Арнау так на него опирался. Уго чувствовал себя важным человеком, когда встречные с ними раскланивались; ему очень нравилось отвечать на приветствия – иногда настолько преувеличенно, что это уже выходило за рамки простой вежливости.
– Не следует склоняться так низко ни перед кем, – не выдержал однажды Арнау.
Уго ничего не возразил. Арнау ждал: он успел хорошо изучить своего подопечного и знал, что мальчик еще вернется к этой теме.
– Это вы можете не кланяться, потому что вы знатный горожанин, – наконец заговорил Уго. – А вот я…
– Ты ошибаешься, – поправил Арнау. – Если мне удалось стать знатным горожанином, так это, быть может, оттого, что я никогда ни перед кем не склонялся.
На сей раз Уго ничего не ответил, да и сам Арнау отвлекся от разговора: мыслями старик вернулся в тот далекий день, когда ему пришлось на коленях проползти по залу в доме Пучей, чтобы поцеловать ноги Маргариды[5]
. Пучи, разбогатевшие и возгордившиеся родственники Эстаньолов, когда-то унизили Арнау и его отца Берната – в конце концов по вине Пучей Бернат был повешен на площади Блат как опасный преступник. Маргарида ненавидела Арнау так, будто жила ради этой ненависти. С тех пор минуло уже много лет, но при одном только воспоминании об этой женщине по спине у старика пробежал холодок. Что стало с Пучами теперь, Арнау не знал.В тот январский день 1387 года, подходя к церкви Святой Марии у Моря, Уго вспомнил совет Арнау, увидев, как низко поклонился им встречный горожанин, по виду моряк. Мальчик улыбнулся. «Ты не должен склоняться ни перед кем». Как много оплеух и пинков он уже получил, следуя этому совету! Однако мисер Арнау оказался прав: после каждой стычки парни с верфей проникались к Уго все бóльшим уважением, даже если они были старше и крепко его поколачивали.
Мальчик и старик шли через квартал Льюль, позади площади Борн и церкви Святой Марии, когда услышали далекий звон колоколов. Арнау, как и многие другие барселонцы, остановился в растерянности: то был не призыв к молитве.
– Долгий звон, – прищурившись, шепнул старик. – Умер король Педро.
Не успел Арнау договорить, как зазвучали колокола Святой Марии. Их поддержали колокола церкви Святых мучеников Жуста и Пастора, церкви Святой Клары, монастыря Фраменорс… И вскоре уже все колокола Барселоны и ее окрестностей звонили по усопшему.
– Король! – Крики на улицах подтвердили скорбную весть. – Король умер!