Наследники земли

Уго видел, как с виду миролюбивые горожане – вроде того, что недавно возмущался его пристальным взглядом, – переходят на сторону бунтовщиков. Бóльшая часть двинулась к Новому замку, где укрывались евреи. Некоторые бросились в церкви, чтобы колокольным звоном призвать к бунту крестьян из соседних поселков. Кто-то уже открывал городские ворота, впуская в Барселону крестьянское ополчение; девизом служил выкрик: «Большие разорили маленьких!»

Крестьяне легко понимали смысл этого девиза. Дурные обычаи наделяли феодалов огромной властью над сервами-землепашцами[13]: право переспать с крестьянской невестой в первую ночь, право унижать и наказывать вассалов, право требовать особых услуг, всяческие несправедливые поборы – все это в последнее время только глубже укоренилось. Черная чума 1348 года и трагическая убыль населения привели к запустению на полях. Единственный метод, к которому прибегали феодалы, включая и Церковь, чтобы ограничить подвижность тех, кто работал на их землях, – это все более жестокое закабаление сервов.

Итак, крестьянам был вполне внятен смысл девиза; то же касалось и простых горожан: уже давно многие владетельные барселонцы перестали вкладывать средства в торговлю, заинтересовавшись землями и привилегиями, тем самым стремясь превратиться в городских патрициев, наделенных теми же правами, которыми обладала королевская знать. И если все городские сословия (купцы, мастеровые, ремесленники) процветали, когда патриции и богатые граждане заботились о благе города и направляли деньги в коммерцию, то теперь многие оказались на пороге бедности, поскольку их правители переключились на вложения, не несущие выгоды другим сословиям.

– Да здравствует король и народ!

– Большие разорили маленьких!

Два этих лозунга, разносившиеся по всей Барселоне, превратились в боевые кличи бедняков, искавших утешения в насилии.

И первое, что сделали крестьяне, войдя в город и сгруппировавшись на площади Сант-Жауме, – это приступом взяли городской совет и сожгли все записи, все свидетельства о собственности на землю, подпадавшую под юрисдикцию Барселоны: от Монтгата до Кастельдефельса, от моря до Вальвидреры и Молинс-де-Рей.

Следующие дни Уго провел в беготне по городу. Новый замок стоял на улице Каль, и она была слишком тесной для штурмующих. С другой стороны, за старыми Западными воротами, там, где церковь Святой Марии у Сосны, замок защищала римская стена. Уго метался туда-сюда, смешавшись с толпой, которая безостановочно забрасывала замок камнями. Люди взбирались на крыши соседних домов и стреляли по крепости из арбалетов.

После нескольких рейдов парень пришел к заключению, что взять замок будет очень трудно: викарий успел укрепиться внутри, воспользовавшись временем, ушедшим на сбор ополчения и созыв крестьян. И теперь намеревался отсиживаться за стенами, пока не вмешается король.

Вот как понимал дело Уго. Так же понимали дело и мятежники, и власть имущие. Если в субботу, 5 августа, кастильцы натравили горожан на евреев, теперь многие начинали опасаться, что, если взять замок не получится, городская беднота и крестьяне обратят свой гнев на христиан, на тех, кто управляет Барселоной, на их семьи и имущество. И действительно, уже были попытки штурмовать дома богачей.

Вот почему, после долгого дня и долгой ночи, в течение которых осаждающим так и не удалось добиться успеха, во вторник, 8 августа 1391 года, викарий Барселоны, представитель короля Хуана Первого, поступил так же, как поступил и в день погрома: оставил евреев без защиты, отдал в руки бунтовщиков – и те не замедлили на них наброситься. Толкаясь локтями, Уго сумел пробиться к замку в первых рядах. Если Дольса и вправду здесь… Он не хотел думать. Не мог думать. Уго дрожал и потел. Он врезал кулаком – с непривычной силой и злостью – по лицу какому-то крепышу, не желавшему его пропускать. Кровавая струя, хлынувшая из носа, заставила других проникнуться к яростному пареньку уважением, его больше не удерживали. Вооруженные люди рыскали по комнатам. Уго пытался понять, где же в этом замке евреи.

Всех заставил замолчать требовательный окрик. «Тихо!» – послышалось во второй раз. Люди остановились, теперь многие призывали к тишине. «Еретики!» – донеслось из большого замкового зала. Кто там кричит? Уго попытался заглянуть вперед. «Слуги Иеговы! – гремело в зале. – Отрекайтесь от своей проклятой веры – и избежите наказания. Христос в бесконечной своей милости сжалится над вами, вашими женами и вашими детьми. Если откажетесь – умрете прямо здесь».

Большой крест из собора спешно доставили на площадь Сант-Жауме: там разместились священники, нотариусы и писцы – на случай, если евреи пожелают обратиться в христианскую веру. Здесь они будут крещены и записаны под новыми именами: Хуан, Рамон, Педро…

В зал по одному входили евреи. Их было больше тысячи, и каждый останавливался перед главарями мятежников. Звучал короткий вопрос: «Обращение или смерть?» – «Обращение». Многие предпочли отречься от своей веры. Таких направляли на площадь Сант-Жауме.