Наследница

– Саша, если что будет нужно, постирать там, говори, не стесняйся.

– Спасибо. Я сейчас пойду за вещами, а потом вернусь к вам.

Этим вечером я переехал к Славику, к большому огорчению Софы. Впрочем, три рубля, врученные ей, немного подняли ее настроение. С Изей попрощаться не удалось, он спал перед вечерним выступлением.

Дверь на мой стук опять открыла Галинка, так как оказалось, что из взрослых дома никого не было.

Снова переодевшись, я отправился в гостиницу. Оказалось, что Власов съехал за два часа до моего приезда. Взяв извозчика, сказал ему адрес и откинулся на спинку сиденья. Подъехав, я плюнул на меры предосторожности и, открыто подойдя к дому, постучал. Открыла мне дверь хозяйка, женщина лет сорока, с приятным лицом, про которое можно сказать: кровь с молоком и ямочки на щеках. Вежливо поздоровавшись, я спросил:

– У вас остановился Владимир Михайлович?

– Вы, наверно, Александр?

– Да, это я. Так я могу его видеть?

– Конечно. Проходите. Мы как раз чай пьем.

Сначала была бурная встреча с девочкой, но спустя полчаса она уже начала зевать, глаза стали сонными и было видно, что они сами собой закрываются. Хозяйка увела ее, чтобы положить спать.

– Как дела? – спросил меня Власов.

– Записался в контрабандисты. Через день-два пойдем в Польшу.

– А мы как?

– Надеюсь, что за эти несколько дней я решу этот вопрос. С Сашенькой ладите?

– Она хоть и ребенок, но уже успела настрадаться, поэтому многое понимает не хуже взрослого. Скажу сразу, ко мне больше не приходили.

– Ясно. Вроде все решили. Как хозяйка?

– Похоже, нашла с ребенком общий язык. Если все пойдет так и дальше, то у меня скоро будут развязаны руки.

– Ладно, я пошел. Надо вливаться в рабочий коллектив, а то не поймут.

– Это как? – поинтересовался Власов.

– Бабы и водка, – с усмешкой объяснил я Владимиру.

– Завидую.

Гуляли контрабандисты весело, с размахом. Самое интересное, меня приняли как старого приятеля, хотя знали всего пару часов. Усадили за стол, познакомили с Ванькой Кавалеристом и другими парнями, налили водки. Вспоминали разные случаи, перебивая друг друга, иной раз матюгались, но без злобы. Неожиданно узнал, что у Молчуна родители живут в Ракове, а у Анджея там невеста, что граница затягивает, кровь горячит, азарт душу в полон берет. Контрабандисты пили, шутили, заигрывали с женщинами. В глубине зала заливисто играла гармошка и чей-то молодой и сильный голос пел:

На границе дождь умоет, солнышко обсушит.
Лес густой от пули скроет, ветер шаг приглушит.
Спи, солдат, курка не трогай, мы шуметь не будем.
Мы идем своей дорогой, тихие мы люди.
Мы идем по краю смерти, по узенькой тропинке,
Чтобы барышни носили чулки-паутинки…

Ночь была темная и сырая, так как за пару часов до этого прошел сильный дождь, но тучи до сих пор не разошлись, закрывая луну, что было нам только на руку.

В этот раз Тимофей вел две группы, что в общей сложности, вместе с машинистом, выходило одиннадцать человек. Он не хотел брать еще шестерых, но его упросили купцы, хозяева товара, обещая ему неплохую доплату. Тимофея Путника знали на пограничье как опытного и осторожного проводника, который никогда не рисковал. За три года он только пять раз натыкался на пограничную охрану, при этом не потерял ни одного человека. Тропы знал как никто другой, одной дорогой шел в Польшу, другой возвращался в Советы. Он считался на пограничье счастливчиком, с ним охотнее ходили другие контрабандисты, а купцы доверяли ему самый дорогой товар.

Сначала мы приехали на хутор, где уже лежал упакованный для нас товар.