Наследница чужой жизни (СИ)

Когда Михалыч вышел, Алиса вскочила со стула и принялась мерить крохотную комнатку шагами. Лицо горело, сердце билось, словно собиралось впереди неё бежать за Стасом. Иногда она складывала ладони у груди и шептала «пожалуйста», обращаясь к кому-то невидимому.

Неожиданно Алиса почувствовала голод. Подогрела на крохотной плитке чай, отрезала большой ломоть чёрного хлеба и положила сверху кусочек сала. Сала Алиса не любила. А тут оказалось, что не ела ничего вкуснее и ароматнее. Прожевав и запив сладким чаем, Алиса только через время обнаружила, что впервые за долгое время её не тошнит.

Она вскочила и опять принялась шагать по комнатке, отдаваясь потоку мыслей. Сначала думалось про том, как она была Мари. Алиса даже хихикнула, что её до сих пор вспоминают, потом некоторое время она вспоминала свою прошлую жизнь, из которой сбежала в чужой мир. Конечно, в этом путешествии была своя изюминка. Проживание этих двух жизней, много дало ей. Она стала более уверенной, более свободной. Но отчего же это произошло? Алисе вдруг ужасно захотелось разобраться в себе. Ведь тогда не было ни войны, ни таких трудностей, с которыми она столкнулась здесь. Что есть здесь, чего не было там? Статус? Да, конечно. Там она была сначала девчонкой с больной матерью на руках, а потом женщиной, измученной ипотекой и работой. Каждый день борьба за копейки. Платья с распродаж, туфли прошлогодней коллекции.

И она уже почти собиралась согласиться с собой, что именно проживание жизни княгиней Репниной, балованной всеобщими восторгами, и баронессой Калиновской, обожаемой родителями, подарило ей ту уверенность в себе, которой не хватало. И вдруг Алиса поняла главное. Не так важно было богатство. Главное было любовь. Любовь Стаса и его восхищение. Их объятия и поцелуи. Ночи, пронизанные страстью! Вот, что было самое главное. И теперь этого уже не отнять. Уверенность прочно опиралась на фундамент любви. Любимые женщины всегда уверены в себе.

Алиса услышала быстрые шаги и замерла, прижав к груди руки.

Михалыч появился на пороге. Посмотрел на Алису. Очки от быстрых движений сбились набок, лицо было взволнованно.

– Ну что, девонька?! Собираемся. Приказ от самого генерала Гурко. Полный вперёд! Нам дают подводу, чтобы мы погрузили на неё всё необходимое. И коня. Я поеду на коне, а ты на подводе с кучером. – Михалыч нахмурился. – Правда, я давно не ездил верхом. Лошади это не моё. Но, надеюсь, справлюсь.

До Алисы не сразу дошёл смысл последних слов. А когда дошёл, она даже засмеялась.

– И чему ты радуешься? – нахмурился Михалыч. – Костей бы не переломать. А то кто лечить меня будет?

– Михалыч, миленький, позвольте я поеду на лошади. Меня в пять лет начали учить. Мне на лошади, как на своих двоих. Я очень люблю лошадей.

Алиса вспомнила прогулку с Петром. Как это было чудесно сесть в седло и обнаружить, что ты умеешь скакать.

– Ах ну да. Это входило в ваше воспитание. Графиня Ракитина.

– Баронесса Калиновская в девичестве, – улыбнулась Алиса. – Папенька сам учил меня.

Михалыч кивнул.

– А я – потомственный врач. Мой батюшка, царство ему небесное, всю свою жизнь посвятил лечению графьёв и баронов. Ох и смеялся он над ними. Чуть что и сразу в постельку. Но тебя, девонька, это не касается. Ты как будто и не баронесса вовсе. До этого здесь ещё одна такая была. Женевьевой её прозвали. Но та графиня только наполовину. Но что-то я разболтался. Если с лошадью мы с тобой решили, иди к себе и собери самое необходимое. Да много не бери, места на подводе мало. Я посмотрю, что мы с собой возьмём из медикаментов. И Наташу позови. Придётся ей одной справляться. Ну ничего, тяжёлых уже нет.

Алиса шла между рядами опустевших коек. Взгляд упал на Ивана. Её первый случай, когда она ассистировала на операции. С тех пор они не разговаривали. Обычно Иван или спал, или лежал отвернувшись, когда она проходила мимо, словно она была виновата. Но сейчас его взгляд был направлен на Алису. Сиротливо торчал обрубок руки, замотанный бинтом. Из-за светлой бородки он выглядел старше. Алиса остановилась.

– Как вы себя чувствуете?

– Так же, как и всегда, – в его глазах таился вызов. Как два острых клинка они впились в лицо Алисы, и она опять подумала, как тяжело здоровому находиться рядом с теми, у кого судьба отобрала частичку тела. – Калекой, – тихо сказал Иван, а потом повторил громче: – калекой я себя чувствую. Уж лучше бы меня убило в том бою. Жене пришла бы похоронка.

Алиса вздохнула.

– Ну зачем вы так?! Вы написали жене?

– Нет и не буду! Я знаю, что она мне скажет: чтобы я домой не возвращался и что она жалеет, что за меня вышла. Я всегда был невезучим. Тринадцатого числа родился.

– Возможно, стоит написать? Ведь она волнуется.

– Как же волнуется?! Из деревни дружок донёс: она опять спуталась со своим прежним. У него контузия была, зато целым остался. В отличии от меня, – Иван скривился на правую руку. – Да ладно. Что, наши выступают?