К сожалению, вопрос об опекунстве еще не был решен. Никто в поместье пока не знал, чего ожидать. Будет ли это лорд Винтергарден или леди Глау с мужем? Своих детей у супругов не было, но и особой привязанности между девочками и их теткой я не замечала, хотя едва ли это имеет какое-то значение. Такими делами, как меня уже просветили, занимается Королевский суд, а там главенствуют отнюдь не эмоции.
В Элхорне была другая вера, здесь поклонялись Единому, однако большинство жителей страны вспоминали о религии лишь когда того требовали обстоятельства, например, свадьба или похороны. Я всей душой надеялась, что, где бы ни оказались Милтоны, в садах Предвечных или там, куда попадали умершие по элхорнским верованиям, их души обретут покой. И что сверху они будут присматривать за дочерями, которые так в них нуждались.
Я несколько раз вспоминала о могилах, которые попались мне на кладбище. Эдриан и Джеральдина. Такие молодые! Да еще и умерли в один год. Наверняка они были знакомы или даже… Тут моя фантазия уводила меня к историям о юных влюбленных, которые мне доводилось читать, и я говорила себе, что чересчур дала волю воображению. Однако все же решила порасспросить местных жителей об обстоятельствах гибели молодого наследника поместья и о том, кем была миз – или леди – Ричмонд.
Первым делом я задала вопрос Энни, но, увы, та ничего не знала. Сама в те времена была ребенком и еще не работала здесь. Тогда я нанесла визит поварихе тетушке Берте, которая уже давно служила в особняке, и как бы невзначай принялась задавать ей вопросы.
Женщина любила поговорить и тут же ударилась в воспоминания.
– Джерри Ричмонд? Ее так все называли. Джерри, как паренька, – сказала она.
– Вы хорошо ее знали?
– Как же не знать? Джерри приходилась дочкой тогдашнему управляющему поместьем, и жили они тут же, в домике для прислуги. Джеральдина была бунтаркой. Настоящий сорви-голова. Да и чего еще можно ожидать при таком-то воспитании? Матери-то у нее не стало рано, а отец растил ее как мальчишку. Вот она такой и стала.
Вот оно что! Дочь управляющего! Разумеется, они с Эдрианом Милтоном были знакомы.
– Я ведь тоже вдова, – добавила собеседница. – Вот и подумывала, а не связать ли нам с Ричмондом наши судьбы. Но он был верен покойной жене, мир ее праху. Жил только ради дочери. А когда и той не стало, он больше не мог здесь оставаться, уехал…
– Что же с ней случилось? – с замиранием сердца спросила я.
– Экая вы любопытная, миз! – услышала я вместо ответа. – Лучше эту старую историю не ворошить, вот что я вам скажу. Ни к чему оно.
Как я ни старалась, как ни улещивала и ни упрашивала кухарку, та больше ни словечка мне не сказала.
Сейчас, гуляя с девочками, я размышляла над тем, кого бы еще поспрашивать о делах минувших дней, которые непонятно отчего так меня взволновали, и настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как мы вошли в лес, который я обычно обходила стороной. Аланна и Кэйти играли в мяч, перекидывая его друг другу. Непохоже было, чтобы эта забава доставляла им удовольствие, но я желала хотя бы немного их расшевелить, поэтому и настояла на том, чтобы они захватили с собой на прогулку мячик.
Но в ту минуту, когда Кэйти не поймала его и он, отскочив от дерева, улетел куда-то в лесную чащу, пожалела об этом.
– Мне принести его, миз Лоренц? – спросила Аланна.
– Нет, я сама, – отозвалась я. – Возьми сестру, и возвращайтесь обратно в сад. Оставляю ее на тебя! – добавила, стараясь, чтобы голос звучал построже.
Барышни послушно развернулись в обратном направлении, а я шагнула вперед, успокаивая себя тем, что вовсе не должна бояться леса. Дом совсем рядом, невдалеке работают садовники, да и светло еще, хоть и вечереет. Я намеревалась быстро схватить мяч и вернуться к девочкам, но, похоже, тот отлетел дальше, чем мне казалось.
Тропинка терялась в траве, которая пышным зеленым ковром стелилась под ноги, свет клонящегося к закату солнца проникал сквозь густые кроны, а мячик мне на глаза так и не попался. Я уже решила махнуть на него рукой и идти обратно, пока не заблудилась окончательно, но тут за спиной послышался какой-то шум. А затем меня вдруг грубо схватили за воротник платья и дернули назад, да с такой силой, что я не удержалась на ногах. Не успела закричать – чья-то мозолистая рука зажала мне рот. Я в панике замахала руками и ногами, желая освободиться и не веря до конца, что это действительно происходит со мной.
Глава 24
Я сопротивлялась как могла, но уже понимала, что силы не равны. Нападающих оказалось двое, и оба крупные сильные мужчины, одетые в какие-то засаленные лохмотья. Я слышала, как они говорили между собой:
– А цыпочка-то резвая! И какая сладенькая… Мед, как есть мед!
– Ты не больно-то губы раскатывай, я тоже хочу этого медка попробовать…
От этих скабрезных слов, отвратительных прикосновений заскорузлых рук, которые удерживали мои запястья и лодыжки, становилось еще страшнее. Паника росла. А в ушах звучал голос Доминика Винтергардена, который говорил о том, что после разрыв-камня я начну притягивать к себе людей с дурными помыслами.