Наследница. Графиня Гизела

— О, оставьте юности ее идеалы! — сказал князь, поднимаясь. — Мой милый барон Флери, нам очень хорошо известно, как редко они сохраняются к старости! Заботьтесь хорошенько о тех, которым вы покровительствуете, моя милейшая маленькая графиня, я также со своей стороны внесу лепту. Ну а теперь, прежде чем удалиться отсюда, я хочу просить вас об одном… Послезавтра я возвращаюсь в А., но прежде хочу доставить себе маленькое удовольствие, устроив завтра небольшой праздник в лесу. Желаете ли вы быть моей гостьей?

— Да, ваша светлость, желаю от всего сердца, — отвечала она без малейшего колебания.

— Но этим еще не ограничиваются мои желания, — продолжал князь, улыбаясь. — Я вижу, что должен прийти на помощь вашему слишком заботливому и нежному пап'a: он, как видно, желает еще на год продлить ваше уединение из боязни возвращения болезни. Мне кажется, нет никаких оснований для этого. Я назначаю представление ваше ко двору на будущей неделе безотлагательно и заранее радуюсь, как ребенок, изумлению княгини, когда она вдруг увидит перед собой воскресшую графиню Фельдерн.

Министр спокойно и молча выслушал эти слова. Веки его были опущены, ни один мускул не дрогнул на мраморном лице.

— Беру смелость заявить вашей светлости, что это всемилостивое решение пугает меня чрезвычайно! — вдруг заволновался советник медицины. — Моя священная обязанность, как врача…

— Ах, господин советник медицины, — перебил его светлость, и маленькие серые глазки сверкнули довольно немилостиво. — Мне кажется, вы преступаете границу своих обязанностей. Я сержусь на вас также, что вы не хотите успокоить его превосходительство.

Советник медицины опешил и притих в глубочайшей растерянности. Княжеская немилость! Боже избави!

Госпожа фон Гербек просто оцепенела от такого поражения. Сначала она была готова дать отпор, подметив недовольство на лице его превосходительства, но это длилось мгновение, и у нее хватило мужества лишь на то, чтобы промолвить:

— Я только одно могу сказать, ваша светлость: у графини нет ни одного туалета.

— Оставьте это, — перебил министр мрачно. — Его светлость приказывает, и этого достаточно, чтобы отбросить в сторону всякие рассуждения… О туалете позаботится баронесса.

Гизела встрепенулась.

— Нет, пап'a, благодарю! — воскликнула она взволнованно. — Ваша светлость, — обратилась девушка с милой улыбкой к князю, — могу я явиться в белом муслиновом платье?

— Понятно! Приезжайте так, как вы теперь стоите передо мной! Мы ведь не при дворе в А. Итак, au revoir!

Экипажи в это время остановились перед воротами, там же была и лошадь португальца.

Через несколько минут сад грейнсфельдского замка стоял в прежнем безмолвии. Гизела долго еще сидела под липами, глядя на облако пыли, поднятое уехавшими.

Душа ее была полна блаженства и страдания. Никогда она не забудет тот взгляд, с которым он прижал ее к своей груди… И все же он хочет поднять против нее оружие!

Между тем госпожа фон Гербек в расстройстве бегала по замку: все платья, к ее ужасному отчаянию, были слишком старомодными. К тому же в воздухе чувствовалось приближение бури, которая неминуемо должна была разразиться над ее головой. Лицо министра никогда еще не наводило на нее такого ужаса…

Глава 25

Было семь часов вечера, когда экипаж молодой графини Штурм показался в аллеях аренсбергского сада. Праздник в лесу должен был начаться после восьми часов, но госпожа фон Гербек получила собственноручную записку его превосходительства, в которой ей предписывалось привести графиню часом раньше.

Строки эти, о которых Гизела ничего не знала, успокоили гувернантку. Его превосходительство выражал уверенность, что теперь более чем когда-либо ее разумный надзор будет полезен своенравной девушке.

Его превосходительство, стало быть, не обвиняет ее в самовольном поступке безрассудной падчерицы. Требовалось, прежде всего, замаскировать невоспитанность молодой девушки, которая бросалась в глаза, и эту миссию доверительно возлагали на ее плечи…

Очевидно, ее призвание сопровождать молодую графиню ко двору. Наконец, после столь долгих лет заточения, она снова будет дышать придворным воздухом! Какая восхитительная перспектива!

Конечно, некоторая тень падала на нее как на воспитательницу. Это была неподатливость и так называемая нечувствительность воспитанницы… Гизела сидела рядом с ней в своем простеньком платье, и гувернантка была вправе сказать, что молодая девушка думала о чем угодно, но отнюдь не о той важной минуте, которая ей предстояла, так погружена та была в свои мысли. Госпожа фон Гербек подумала о своем собственном первом появлении в придворном кругу, а также о молодых дамах, которые ее заметили на дебюте, и о том, какой лихорадочный румянец пылал тогда на ее щеках, сколько тревоги было в ее сердце, как застенчиво опускала она глаза! Сознательное же спокойствие и уверенность Гизелы возмущали ее как нельзя более.