Наследница Ингамарны (СИ)

— Не знаю… Но мне очень хотелось туда войти, и я бы сделала это, даже если бы ты мне раньше всё рассказал. Через семь лет я стану минаттаной. Правитель должен защищать своих подданных. Ты же сам мне это говорил, а мой отец всегда шёл в бой впереди всех. Я аттана и вошла первая, а мои подданные пойдут за мной. Не бойся, дедушка, всё будет хорошо. Я была там, а после этого научилась плавать. И боги ничего мне не сделали. Ведь я не хотела ничего плохого. Святилище стоит грязное, заброшенное. Его надо отмыть, отремонтировать, и там будет очень красиво. Разве можно этим разгневать богов? Подумаешь, проклятие… Станут ли боги слушать каждого, кому вздумалось насылать проклятия на невиновных?

Гинта взяла деда за руку и заглянула ему в глаза. Старый нумад поцеловал её, потом слегка отстранился и посмотрел на неё долгим, внимательным взглядом.

— Бесполезно запрещать тебе делать то, что ты уже сделала. Похоже, скоро ты совсем перестанешь нуждаться в моих советах. Будем уповать на то, что боги мудрее нас. Мой учитель говорил: в жизни нет ничего случайного. Может быть, всё это и к лучшему. Боги ведь для того и дали тебе большую силу, чтобы ты могла взять на себя больше, чем другие.

Работы оказалось много, но сводилась она в основном к уборке. Святилище отмывали несколько дней — оно было грязным и изнутри, и снаружи. Поскольку участвовать в этом пожелали все ольмы, несколько мангартов и ваятель Гессамин с дружной командой своих учеников, Гинта решила обойтись без слуг. Некоторые из них и так были напуганы тем, что открыли это проклятое, осквернённое смертью святилище.

Первым делом освободили от досок крышу и окна. А когда отмыли прозрачный диуриновый потолок, в помещении стало светло. Ученики Гессамина осторожно очистили от грязи изваяние богини и чаши-хаммели вокруг алтарного озера. Пол вымыли в последнюю очередь. И все дружно восхитились искусной мозаикой, которая украшала дно бассейна: изящные белые фигурки с волнистыми голубыми волосами, а между ними — причудливые узоры, похожие на водоросли и разных водяных тварей.

— Учитель, что это за камень? — воскликнул младший ученик Гессамина Тимхан. — Или это не камень…

Мозаика была сделана из кусочков хальциона и каких-то странных камешков круглой или овальной формы. Они напоминали обыкновенную речную гальку, но были гораздо красивее — белые, полупрозрачные, некоторые с вкраплениями голубого. В окна и сквозь диуриновый потолок в святилище струились солнечные лучи, и в их свете камешки переливались молочно-белым, серебристым и голубым. Их сияние было неярким, но глубоким и мягким. И глаза линнов, сделанные из этих камней, казались живыми. Глаза… Гинта тихонько ахнула. Такой же камешек она нашла там, в царстве горных озёр, возле дворца, на ступенях которого спали вечным сном бледные воины с серебристыми волосами. Чей-то кулон, сказал дед… Но чей?

Гессамин, присев на корточки, внимательно рассматривал незнакомый материал. Вокруг него столпились ученики.

— Понятия не имею, что это такое, — пробормотал мастер. — Никогда не видел ничего подобного.

— А птица на крыше, — сказал кто-то из ольмов. — Я тоже такой не видел. У нас в Сантаре таких нет.

— Наверное, они есть в стране за горами, — предположил Тимхан. — Может, и камни оттуда…

Гинта молчала, а сердце у неё билось так, словно ему было тесно в груди.

Если святилище и требовало ремонта, то разве что снаружи. Внутри всё было цело. Следовало только починить трубы, соединяющие алтарное озеро с рекой. Нехитрое устройство позволяло менять в бассейне воду, а в периоды разлива откачивать лишнюю. Видимо, раньше служители следили за тем, чтобы уровень воды всегда был одинаковым, чтобы она не заливала птиц, на которых стояла богиня, и чаши в виде хаммелей.