— Аркаша, что, руки распустил? — поинтересовалась Мила, выйдя из душа.
— Для него, как я понимаю, это обычное дело, — пожала я плечами, — но ниче, я быстро воспитаю.
— Не, ну так-то он клевый, согласись.
— Согласилась бы, да, боюсь, наги ему кое-что за это оторвут.
Я бросила книгу, что дал Архип, на постель и пошла в душ.
— Можно мне почитать? — спросила Мила.
— Конечно, — отозвалась я.
Когда вернулась, Мила все еще увлеченно читала.
— Че пишут? — поинтересовалась я.
— Если жена удовлетворяет мужа в постели, на годовщину свадьбы получает до 10 килограммов чистого золота ежегодно. Также 3 килограмма золота на каждый день рождения каждого из детей в благодарность за наследников рода. Так что, Люба, старайся, размножайся почаще, будешь в золоте с ног до головы.
— Мне серебро больше идет.
Я придирчиво осмотрела себя в зеркало, нет, все же мне очень нравятся мои волосы с отблеском темного серебра. Челка почти до глаз, сами волосы ниже лопаток, большие, выразительные светло-сиреневые глаза, длинные черные ресницы, гладкая, чистая, светлая кожа. Курносый папин носик. Его же пухлые губы. Когда я подкрашусь, то настоящая красавица. А еще дома у меня есть сапоги выше колена на каблуках под цвет волос и укороченный кожаный плащ под цвет глаз. Я хожу так с 15 лет, это мой собственный стиль, мне в нем комфортно и гармонично. Груди подтянутые, налитые. Талия осиная. Повезло, однако, змеенышу.
— Да, повезло, я давно это знаю, — зазвучал в моей голове приятный мужской голос.
И я вздрогнула всем телом и завизжала на все комнату и быстро нацепила на себя ночнушку.
— Ты чего там? — встревожилась Мила.
— Он в моей голове! — закричала я.
— Кто, Люцифер?
— Нет, жених. Я переодеваюсь, а он подсматривает! Хамло!
— Я не смотрю, я просто слышу твои мысли, обращенные ко мне, — прозвучало в моей голове.
— Вот не надо ля-ля. Я к тебе не обращалась! Не звала тебя! Мои личные мысли — это мои личные! Еще раз так сделаешь, я тебя живьем освежую и клатч из хвоста твоего мерзкого сделаю! — выпалила я в ярости и тут же прикусила себе язык.
Мила охнула, я закрыла рот рукой.
— Извинись, — шепнула Мила.
— И не подумаю, — заупрямилась я, — он слушает мои мысли, не обращенные к нему напрямую, он подглядывают за мной, чтобы я не делала. Даже в самые интимные моменты, ни для кого, кроме меня, не предназначенные, а я извиняться должна!
— Хорошо. Признаю, я выбрал неудачный момент для первого контакта, я приношу свои извинения. И ты извинись, и мы вместе забудем этот момент, — миролюбиво предложил мне голос в моей голове.
— Извини, — буркнула я.
— Что-то? Я не расслышал, погромче, пожалуйста.
— Извините, глубокоуважаемый Еорган, мне мою несдержанность и резкость! Но Вы сами в этом виноваты и меня искренне радует, что Вы это признаете.
— Я буду просто счастлив, если твой язычок будет столь же смел и при нашей личной встрече, о нареченная моя, — голос явно подсмеивался надо мной.
— Уж не изволь сомневаться!
Я отчего-то залилась краской до ушей. И упала лицом в подушку, лицо горело, как от огня.
Наконец я села в постели, налила воды из графина, стоящего на столе. Выпила залпом. Мила показала мне листок, на котором было написано:
— Ты его видела: красивый?
— Нет, не видела, но голос приятный, — написала я на своем листе.
— Уже что-то, — написала Мила, и я отчего-то залилась краской.
— Ладно, давай спать, — сказала я уже вслух.
Сначала, как и обещала, в сон ментально заявилась бабуля с опросом по пройденному сегодня на уроках. Я не удержалась, настучала на Архипа по поводу того, что припахал учить энциклопедию по своей Нибиру, на что бабушка, глядя на меня с искренним сочувствием, заявила, что давно пора. Вообще-то.
После пообщалась-таки с Владом и с бабушкой Лелей немножко. Они подняли мне настроение, пообещав откормить на выходных голодающий студенческий организм. После них в сознание ворвался Яков.
— Привет, поганка. Как там мертвяки, тя еще не съели?
— Не дождешься, сопля! — я была неожиданно очень рада брату. — Вы уже на Антлании?
— Да, прилетели. 3 часа назад.
— Слушай, будь другом, уговори маму с папой с тобой остаться. Разнойся, что один оставаться не хочешь, что страшно тебе, обижают тебя.
— Ничего мне не страшно! И никто меня не обижает, — возмутился малой.
— Да знаю я! Так надо просто! Хотя бы маму.
— Ладно, попробую.
Яков отключился, а я потянулась к отцу.
— Пап, уговори маму, оставайтесь там. А я у Перуна поживу или у Влада с Лелей, а к вам прилетать буду сама, здесь же час лета всего чрез врата междумирья.
— Я пытался, но ты же знаешь свою мать, уперлась, говорит, что ни за что тебя не бросит, и я с ней солидарен сейчас. Так что мы возвращаемся, а на выходные все вместе будем улетать на Антлань. И вообще ты почему еще не спишь! У вас половина двенадцатого. Занятий завтра никто не отменял! Спи давай, все будет хорошо. Я обещаю.
Я отключилась от отца и заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. Едва закрыла глаза, как оказалась в беседке в саду, у самых моих ног устроился Архип Аристархович в своем истинном обличии.