Наследница Нави

По пути из града в Аюдаг получила еще и от мамы полный разнос, еле держалась, чтобы не расплакаться. Да, они могли бы оправдать меня воздействием Люцифера и даже пожалеть, но как истинно любящие родители они не станут этого делать никогда. Ибо хотят, чтобы я навсегда запомнила этот инцидент и извлекла из него всевозможные уроки на всю оставшуюся жизнь. И я извлекла. Так стыдно мне никогда в жизни еще не было, я не знала, как объясниться с девушкой с заклеенной пластырем щекой, что сказать ей в свое оправдание, как объяснить свое помешательство, но все решилось само собой. Женщина работала дознавателем, она умела считывать ауру, распознавать мороки и истинные чувства людей. Поэтому видела, что мои раскаяния истинные, и искренне улыбнулась и прижала к себе.

— Я рада, что эта ситуация послужила для тебя хорошим жизненным уроком, — прошептала она. — Но ты всегда должна помнить, что ты и его дочь тоже. Хочешь ты того или нет, он — часть тебя. И ты не должна выпускать эту часть из-под контроля никогда, иначе она поглотит тебя. Запомни это.

От слов женщины стало жутко. Но я понимала, что она права, и кивнула.

В качестве извинений родители выдали женщине солидную денежную премию и оплатили десятидневный отдых для нее и ее мужа в одном из лучших отелей Партенита.

Когда я пришла, Мила уже не спала, и мы отправились с ней в дельфинарий, наигравшись и наплававшись с милашками, мы в отличном настроении вернулись домой и стали готовить ужин. Я протирала грибы на икру, а Мила делала салат из овощей. На кухню заглянул Витя. Мой светловолосый, зеленоглазый, широкоплечий красавец брат. Заглянув, получил по носу дверцей холодильника, который резко открыла Мила.

— Ау! — вскрикнул брат.

— Ой! — испугалась Мила, захлопнув холодильник.

— Мой нооос! — застонал брат, зажав пострадавший орган рукой.

— Я сейчас, — Мила еще раз резко открыла холодильник, добив несчастный нос.

— Ай!

— На вот! — Мила протянула брату целую замороженную курицу.

Брат взял, не смотря, приложил к носу, мы с Милой, не выдержав комического зрелища, заржали в голос. Витя к нам присоединился и протянул Миле курицу, отходя от холодильника подальше.

— Прости, пожалуйста, — все еще смеясь, попросила Мила, убирая курицу обратно в морозилку.

— Когда уже уберут отсюда этот чертов холодильник-то! Раз в неделю кто-нибудь в лоб или в нос да получит, — разозлился брат.

— Не сломала?

— Не, — отмахнулся брат, убирая руку, — болит только.

— Может, мазь какую?

— Лучше поцелуй, — рассмеялся брат, уже, видать, по достоинству оценив рыжеволосую красотку.

— Жалко, что не сломала, — фыркнула она и, подойдя к столу, стала нарезать редис.

— Да ладно, расслабься, шучу. Я — Виктор.

— Милослава, — Мила повернулась к брату с ножом в руках, они пожали руки и рассмеялись.

— Опасная особа ты, Мила, однако, против шерсти лучше не гладить.

— Ее лучше вообще не гладить! Жена есть, ее и гладь, — заявила я строгим тоном.

— Неа, уже нету.

Витя украл у Милы одну редиску и запихнул в рот.

— Как так?

Я аж подскочила. Они с Вероникой в браке всего 7 месяцев, а через месяц должен был родиться сын.

— Сучка она меркантильная, и сын не от меня. Я здесь с вами остаюсь, что мне на Виоле одному делать.

— Как не от тебя? Мама же спрашивала, чей он, и она ответила, твой, а маме солгать нельзя. И привязанность у нее к тебе любовная была.

— Была, да не ко мне одному. А щас и вовсе сплыла со временем. Она сама не знала, от кого беременна. Но искренне верила, что от меня. Я у нее был уже не первый. А теперь, когда малыш уже большой, ясно видно, нет у него ко мне родовой привязки, не мой. Она созналась и сама, врать ведь бесполезно.

— И кто он? — поинтересовалась я.

— Федя Хмолин, мой дружок из института, может, помнишь? Приходил часто к нам и дружкой моим на свадьбе был, — усмехнулся брат.

— Да ты что?! Вот редиски-то!

Я подошла к брату и обняла его.

— И что думаешь делать? Простишь?

— Шутишь? После тех заявлений, что родители мои могли бы купить нам дом и побольше и отстегивать на проживание раза в 3 побольше, она ведь их внука носит. И вообще не так она себе жизнь с сыном императором Атлантиды представляла. И почему это правит там сейчас Илья, а не я. Не пора ли полететь туда и попросить его подвинуться? Не обязательно вежливо!

— Она так говорила? — поразилась я.

Ведь с виду такая кроткая, улыбчивая девочка.

— Это я еще мягко выражаюсь. Пойди, у матери спроси, я с ней уже поговорил, ей солгать нельзя же, знаешь, поэтому Вероника так и настаивала, чтобы мы подальше от вас жили.

— Ты ж мой хороший! Мне жаль!

Я крепко обняла брата. Мне действительно было его жаль, с одной стороны, а с другой в сердце закралась какая-то непонятная радость от того, что не я одна от неудачной личной жизни страдаю. А то у всех все хорошо, кроме меня, несправедливо ведь.

— С ее родителями я уже поговорил, объяснил, они меня поняли, обручальные кольца мы сняли вчера. Так что я к вам насовсем с вещами.

— Мы всегда тебе рады, ты же знаешь! — сказала вошедшая мама, обнимая сына.

— Мамочка! — промурлыкал Витя, прижимаясь к матери. — Какая же ты у меня…

— Какая? — засмеялась она.