– До чего же ты наивная, – с грустью усмехнулся он. – Эта уважаемая семья готова породниться только с представителем такой же уважаемой и обеспеченной семьи. А моего отца не интересует уголь, ему нужно во что бы то ни стало вернуть себе капиталы Крогов. Если я откажусь жениться на тебе, он лишит меня всего: и денег, и места в компании, и наследства. Думаешь, угольному королю нужен такой зять?
Теперь понятно, почему Эспин так нелестно отозвался о дяде Руди. В отличие от отца, его не интересуют чужие деньги. Всё, чего он хочет, так это жить по своему разумению и любить по зову сердца, а не кошелька. Вот только его надеждам не суждено претвориться в жизнь – Эспин стал заложником воли родного отца. Теперь мне даже стало жаль его, и потому я предложила:
– Тогда давай я откажусь выходить за тебя.
– И отец выгонит тебя на улицу. Меня, впрочем, тоже.
– За что? – не поняла я.
– За то, что не смог уговорить тебя на брак и сохранить видимость приличий при дележе наследства. Так что, давай не будем портить друг другу жизнь, кузина. Лучше проживём её каждый в своё удовольствие. Идёт?
В это самый миг всякая симпатия к этому лощёному щёголю тут же улетучилась. Я молча развернулась, чтобы покинуть библиотеку, но у самой двери остановилась, дабы, не теряя достоинства, посмотреть Эспину в глаза и сказать:
– Весь этот разговор не имеет смысла. Дядя Руди вернётся. Обязательно вернётся домой покорителем оси мира.
– Не перестаю удивляться твоей наивности, – с издёвкой усмехнулся Эспин.
Кажется, в следующий миг я хлопнула дверью, чтобы бежать прочь от этого бездушного злодея, которого я ещё и собиралась пожалеть.
Какое унижение, какой стыд! И я даже не могла понять, что оскорбляет меня больше: то, что близкие родственники ждут не дождутся смерти дяди Руди, их желание поскорее завладеть его деньгами, или предложение завести с десяток любовников.
Задыхаясь от обиды, я укрылась от посторонних глаз в одной из гостевых комнат, упала на кровать и уставилась в потолок. Кажется, от уголка глаз к виску скатились три горькие слезинки – большего Эспин просто не достоин. И говорить, что я слишком для него экзотична, он тоже не имел права. Каков хам!
А ещё это его: "Кузина"... Никогда Эспин меня так не называл, да и дядя Густав в отличие от дяди Олафа не считал меня своей племянницей. Видно, Эспину и вправду тяжко, раз он захотел увидеть во мне родственницу, с которой не пристало устраивать кровосмешение.
А пока я лежала и злилась на хватких дельцов в лице отца и сына, из зала донёсся звук патефона. Видимо, гости уже приступили к дегустации праздничного десерта. Наверное, и Эспин будет его есть, и даже не подавится.
Всё, хватит хандрить и показывать свою слабость. Сейчас я вернусь в зал приёмов и съем пирожное. Даже два пирожных. Одно – глядя в глаза Эспину, а другое – дяде Густаву. Пусть видят, что меня не запугать и не сломить. И аппетит дурными разговорами тоже не подпортить.
Только я вышла из комнаты, как проходя через гостиную услышала:
– Чай, тортик, конфетки, дорогая гостья, – пропищала с камина упитанная хухморочка в жёлто-зелёную полоску, указывая четырёхпалой лапкой в сторону зала приёмов, – иди кушать тортик. Мы так старались, с самого утра его украшали.
– Спасибо, – улыбнулась я в ответ. – Уже не терпится попробовать.
Как же дяде Олафу повезло с маленькими помощниками. Отчего-то на кухне дяди Руди уже много лет всем заправляет вечно недовольный хухморчик Брум. Когда я была ребёнком, он упорно не пускал меня в свою обитель после шести часов вечера. Впрочем, и сейчас ничего не изменилось, разве что я могу уговорить хухморочку Баю стащить для меня из-под носа у маленького буки яблоко или апельсин. А тут, в доме дяди Олафа, такие церемонии, такие зазывания…
К слову, чай с тортом не встал мне поперёк горла, правда, таращиться во все глаза на Эспина с дядей Густавом у меня не хватило духу.
Я еле дождалась момента, когда к особняку подали седан, и мы с дядей Руди поехали домой. Устроившись на заднем сидении, я не выдержала и положила голову на плечо дяде, чтобы признаться:
– Не хочу, чтобы ты улетал.
Проведя ладонью по моим волосам, как частенько делал это в детстве, с мягкой хрипотцой в голосе он сказал:
– Знаю, но уже ничего нельзя отменить. Множество уважаемых людей пожертвовало свои деньги на экспедицию. Я не имею права обмануть их ожидания.
Его пушистые усы щекотали мой лоб, но мне вовсе не хотелось улыбаться. Вместо этого я попросила:
– Тогда, может, возьмёшь меня с собой? Не хочу оставаться здесь одна.
– Ну что ты, Шела, полёт на дирижабле через море Обилия к Полуночным островам – это не какая-нибудь увеселительная прогулка. Особенно для девушки. Я уже не говорю о двух тренировочных облётах Полуночных островов и финальном рывке к оси мира. За бортом суровый холод, в гондоле, впрочем, тоже. Со мной будут только хорошо подготовленные мужчины. Некоторые из них даже участвовали в нескольких зимовках на Тюленьем острове.
– Но ведь четырёх хумхорчиков ты с собой берёшь.