Читаем Наследница палача полностью

— Позвольте, господин мэр, — спокойно начала девушка, — прежде всего поблагодарить вас за ваше доброе отношение (хотя вы всё неверно поняли), а затем изложить причины моего прошения занять наследственную должность. Ваше представление о моём кузене и о наших с ним взаимоотношениях сильно приукрашает действительность; более того, хорошо зная его, я уверена, что он недостаточно хорош для такой важной должности, как эта. Человек, добившийся столь малых успехов на относительно лёгкой стезе, едва ли преуспеет в занятии, которое требует точности, сосредоточенности и здравомыслия, — всех тех качеств, что сопутствуют мастеру. Но это к делу не относится. Я всего лишь требую отдать мне моё, господа, честно и (надеюсь) без увёрток, и я хочу, чтобы мы друг друга поняли. Я не желаю зависеть ни от кого. Я хочу и готова работать, и я прошу всего лишь предоставить мне право, которое есть у любого человека, — право трудиться и быть вознаграждённой за труд. Сколько бедных женщин, вынужденных тяжело трудиться, просто отпрянули бы в испуге от такой возможности, которая, по случайности рождения, открылась передо мной! Должна ли я, повинуясь ложным, но убедительным советам людей, которые говорят мне, что это хорошо, а вон то — плохо, отвергнуть ремесло, которое обещает мне как моральное удовлетворение, так и приобретение опыта? Нет, господа. Я прошу немногого: честной оплаты за честный труд. Но и на меньшее я не согласна, даже если надежды на возможную родственную поддержку имеют под собой основу!

В последних словах, произнесённых высоким, чистым голосом, прозвучала нотка презрения. Даже мэр почувствовал некоторое восхищение поведением девушки. Его милость был небогат и имел несколько дочерей, так что он про себя одобрил и признал справедливость мотивов Жанны.

— Итак, господа, — энергично произнёс мэр, — нам осталось только…

— Прошу прощения, ваша милость, — подал голос дубильщик мастер Робине, до этого сидевший неподвижно с ошеломлённым выражением лица а-ля Тритон Билль, — но каким образом эта молодая девушка сможет исполнять обязанности городского палача?

— Ну, в чём дело, почтенный Робине, — немного раздражённо откликнулся мэр. — Я полагаю, что у вас, как и у остальных присутствующих, есть уши. Вы выслушали все доводы. И я заверяю, что дело — хм — в полном порядке. И поскольку близится время обеда…

— Но дело ещё не подверглось обсуждению, — возразил честный дубильщик. — Раньше никогда не случалось ничего подобного, по крайней мере, насколько мне приходилось слышать.

— Да будет вам, — успокаивающе произнёс мэр. — Всё когда-то случается в первый раз. Это движение прогресса и — хм — всё такое. Надо идти в ногу со временем — вы понимаете, Робине? — идти в ногу со временем!

— Ну, я… — начал дубильщик.

Но никто не услышал его возражений и не обратил внимания на его состояние. Робкую попытку возражать оборвал высокий чистый голос девушки.

— Ваша милость, если сказать больше нечего, то я не смею больше отнимать ваше драгоценное время. Я предполагаю приступить к своим обязанностям уже завтра. Утром, в обычный час, вы найдёте меня на рабочем месте. Надеюсь, отсчёт моего заработка начнётся с этого же дня. И я, как полагается, буду предоставлять квартальный отчёт по всем поступлениям. Как видите, порядок мне известен. Желаю приятного дня, господа! — и когда она покидала зал заседаний, высоко держа свою голову, даже дубильщик почувствовал, что вместе с девушкой из зала упорхнула добрая доля света майского солнца, которое в начале утра спустилось сюда, чтобы озарить их совещание.

<p>II</p>

Прошло несколько недель. Как-то раз Жанна вышла прогуляться вдоль городского вала — это было её любимое место отдыха, и девушка часто приходила сюда после завершения всех дневных дел. Со стены открывался прекрасный вид: яркие краски заката, играющие бликами речные излучины и старинный дворянский замок, возвышавшийся над городом и вмещающей его долиной, — всё это пробуждало в Жанне те поэтические порывы, которые обычно дремлют в течение рабочего дня, а прохладный ветерок словно сглаживал и уносил прочь все те незначительные неприятности и тревоги, с которыми Жанна могла встретиться при исполнении своего ремесла, где всё ещё считалась кем-то вроде подмастерья. Жанна чувствовала себя вполне счастливой. Да, должность отнимает много сил, и днём иногда некогда присесть, но это неважно — зато её скромные усилия оценены по достоинству, и с приходом опыта работа получается всё лучше и чище. Находясь в приятном и мечтательном настроении, Жанна наслаждалась ароматами вечера, когда увидела приближавшегося кузена.

— Добрый вечер, Ангерран! — приветливо окликнула его Жанна. Ей вдруг пришло в голову, что она не видела кузена с тех пор, как начала сама зарабатывать себе на хлеб, — а ведь раньше они были добрыми друзьями. Может, она его чем-то обидела?

Ангерран выглядел печальным, и даже вид свежего, юного лица кузины, обрамленного пышными каштановыми волосами, в которых, казалось, навсегда решил остаться догорающий закат, не смог развеять его уныние.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза