Наследница по кривой (СИ)

— Хорошо… Допустим суд признает отцовство Павла. Что дальше? Виктория получит наследство Шубиных и станет очень богатой девушкой; у моего мужа появится реальный повод для праведного гнева на меня и реальный шанс осуществить свои заветные мечты за счёт появившихся у Виктории средств; мои родители будут в шоке от открывшейся правды — для них я всегда была честным и порядочным человеком — они разочаруются во мне, но поскольку любят, простят; а я после перетряхивания перед всеми моего грязного белья надолго спрячусь на даче и, наконец-то, займусь интересным делом: в покупку конюшни я вложила оставленные лично мне деньги Павла — «на шпильки и булавки» так сказать — возвращать их вам я не собираюсь. А вы? На что рассчитываете вы, Дмитрий Викторович? Хотите отнять у меня дочь? Не выйдет! Уж не думаете ли вы, что после суда я сама представлю вас, как её родного деда и преподнесу Викторию вам на блюдечке с голубой каёмочкой? И не надейтесь, дорогой мой родственник — вам придётся очень долго доказывать ваше родство с Викторией, а я буду всячески мешать этому! Вам самому придётся объяснить ей, почему её настоящий отец и родные бабушка с дедушкой столько лет отказывались общаться с ней. К тому же, по закону для Виктории и Павла вы совершенно чужой человек. Его настоящий отец — Павел Николаевич Шубин умер! Я не такой знаток Семейного Кодекса — куда мне до вас! — но вряд ли в нём найдётся статья, обязывающая родную мать разрешать общение дочери с совершенно чужим человеком.

Фактически она объявляла ему войну!

Война, которую Дмитрий Викторович Юшкин так долго готовил, стояла перед ним в образе женщины, решительно сверкающей карими глазами и замирающей от надвигающихся неотвратимых последствий. Минуту назад он думал, что выиграл решающее сражение, загнав в угол противника, и ожидал полной капитуляции, но оказалось, что он просчитался — противник оскалился, вывернулся и вцепился в его горло. Он прямо физически ощущал острые клыки, впившиеся в шею, и тяжесть навалившегося на грудь врага.

Дмитрий Викторович достал из кармана валидол и сунул таблетку под язык.

Внутри у Киры что-то дрогнуло от увиденной слабости противника, но она постаралась заглушить в себе жалость: перед ней был опытный, расчётливый, циничный враг, и доверчивость и сострадание были не позволительны в её ситуации.

«…у его папашки сердечко пошаливает…»

Не к месту вспомнились слова одного из похитителей, но подумать о совпадении Кира не успела, только отметила, что и у Бориса Николаевича Шубина, и у Дмитрия Викторовича Юшкина «сердечко пошаливает».

— Кира Дмитриевна, — тихо произнёс «враг», когда боль немного отпустила, — никто не собирается отнимать у вас дочь.

Во время передышки устроенной болью, он вдруг ясно понял, что долгую затяжную войну за внучку ему не выиграть. Это должен был быть блицкриг быстрый, напористый, но противник оказался умнее, чем он предполагал, и предпочел не ввязываться в решающий бой, а отступить, измотать его силы, выжидая и нападая из засады. А это означало судебный процесс, и не один!

«— Если бы её не было, я смог бы выкупить опекунство у нынешнего отца Виктории, заставив его отказаться от неродной дочери».

Но мать внучки была, и приходилось с этим считаться.

«— Надо было раньше предложить ей миллион отступного за Викторию, а теперь она вряд ли согласиться устраниться от воспитания девочки и передать мне все права на этого ребёнка… Хотя, может и раньше бы не согласилась…»

— Чего же вы хотите? — не меняя позы, холодно спросила Кира.

Для Дмитрия Викторовича это был шанс избежать своей полной капитуляции и приступить к мирным переговорам. Конечно, ему придётся кое-чем пожертвовать, но кое-что и он получит без борьбы.

— Я хочу видеться с внучкой, участвовать в её жизни, помогать советами и деньгами.

Кира вздохнула с облегчением — отбирать дочь у неё никто не собирался.

— Столько времени она вам была не нужна, а теперь вы вспомнили о ней.

Упрёк был справедлив, и Дмитрий Викторович опустил глаза. Не мог он рассказать о том, что десять лет назад и слышать не хотел о возможных переменах в своей жизни, всячески отговаривая сына от решительных действий.

— Повинную голову меч не сечёт…

От мысли, что эта женщина не примет его протянутую руку, и он снова останется один в этой жизни и уже ничто не сможет скрасить его одиночества, дать ему смысл и силы жить дальше, боль снова сжала его в своих объятьях.

— Если в вашем сердце всё ещё живёт обида и жажда мести, то я могу вас уверить, что все виновники ваших страданий давно наказаны. После смерти Лизы и Паши я одинок на этом свете и буду доживать свой век с сознанием своей вины перед ними и вами с Викторией. Лиза десять лет жила в ссоре с сыном, пытаясь узнать у него о внучке, и сердце её не выдержало такого страдания… Однажды Паша положил перед ней фотографию Виктории и сказал: «- Ты лишила меня семьи, я же лишаю тебя только внучки». С этого момента началась для неё расплата за содеянное — не было дня, чтобы Лизонька не говорила мне об этом. Она так мечтала увидеть внучку…