Наследница поневоле

— Она говорила еще о каком-то условии в завещании, но, по-моему, сама точно не знает, в чем там дело. То ли девка должна выйти замуж, то ли не должна?

— Так узнай точнее!

— Для этого надо трясти кого-нибудь из тех, кто крутится возле Батуриной, — Херби, Гарриса, Ерохину или Маркова. Или… Нашего друга Пьера.

— Ну так в чем дело?

— Да, но… Херби и Гаррис — законопослушные граждане США. Марков… Ну, Прохоров, его приятель, который дал наводку на Батурину, говорит, что он только из упрямства будет молчать. С мсье Ла Гутином…

— Оставь Ла Гутина. Главное — не дать ему выполнить свою работу, с этим-то, надеюсь, твои шестерки справятся?.. — Не дожидаясь ответа, Аркадий Афанасьевич продолжал: — Тянет он, тянет! Небось опять рассчитывает заказчика через плешь перебросить? Финтила! — Изборский покачал головой и вздохнул, как бы желая сказать — этот мир безнадежен, он полон жулья!

— Подколоть ее мы не позволим, я дело грамотным людям поручил. А насчет его планов… — Кирсанов пожал плечами.

Он не договорил, хотя и без того уже было ясно — чужая душа потемки.

Шеф «Ундины» продолжал размышлять вслух:

— Так или иначе — Марков и Ерохина, Ерохина и Марков. Митенька, насчет Маркова… Ты что? Квалификацию потерял? У тебя, помнится, немые языки развязывали.

— С Ерохиной все было бы проще, — гаденько ухмыльнулся Кирсанов.

— Делай что хочешь, но узнай все толком. Осечки быть не должно!

Глава 23

Лиза опоздала на работу на два часа. Такого с ней никогда не случалось. Света, которая страшно удивилась, что в доме нет кофе, хотя бы даже растворимого, отказалась от завтрака, предложенного ей гостеприимной хозяйкой. Лиза несколько обиделась, поскольку открыла последнюю банку тушенки, чтобы накормить подругу. Впрочем, гостья тоже обиделась, увидев, что Лиза собралась на работу в своем прежнем виде — бесцветным заморышем, не поленившись тщательно отмыть голову от краски и не прикоснувшись к косметичке. Кроме того, она надела старые джинсы и ту самую толстую вытянутую кофту ручной вязки, в которой переводчица увидела ее в первый раз. Шагая к автобусной остановке, Света отчитывала Лизу, которая шла рядом с ней, по привычке склонив голову, ссутулившись и шаркая по асфальту стоптанными туфлями.

— Неужели тебе не хочется натянуть нос коровам, которые с тобой работают? Они же с ума сойдут от зависти! Ну что ты за размазня? Пусть бы побесились!

— Они не сделали мне ничего плохого.

— Лиз, ну ты прям как вчера родилась! Я-то уж знаю, как относятся к таким, как ты… — выпалила Света и осеклась, виновато взглянув на Лизу.

Та даже не подняла головы, только грустно улыбнулась:

— Но ведь они в этом не виноваты?

— Н-ну… Неужели тебе не хочется показать им, что ты-то на самом деле не такая?

— Свет, а кто какой? Разве я в нарядном платье другая, чем я в стареньких джинсах?

— Так. Понятно: ты — феминистка! Они считают, что позорно краситься в угоду мужчинам. Пусть, мол, уважают нас в натуральном виде. Брижит Бардо даже подтяжку делать отказалась. Так и ходит с лицом как печеное яблоко! Звезда называется! Ну, кстати, уважать таких, может, и будут, особенно педики и импотенты, но любить… Разве что идиот какой-нибудь!

— Нет. Пожалуй, я все-таки не феминистка. Но если бы я сейчас красилась, одевалась, это заняло бы слишком много времени. Я и так на работу страшно опоздала. И телефон там не отвечает, предупредить никого не смогла!

— Далась тебе эта работа! — возмутилась Света, втискиваясь в автобус и проклиная тех, кто придумал общественный транспорт. Ездили же в старину на пролетках!

Глава 24

Ла Гутин проследил, как девушки вышли из подъезда, и отправился в квартиру Лизы Батуриной. Определенно эта девушка ставила его в тупик! Теперь она в точности походила на ту, что запечатлели на фотографии парни Изборского. Скромная, незаметная… Оборотень какой-то, а не девушка!

Пьер до сих пор колебался, он никак не мог выбрать способ, которым отправить на встречу с праотцами русскую наследницу, но уже твердо решил, что Батурина станет жертвой «несчастного случая».

Поднявшись на второй этаж, Ла Гутин прислушался: в подъезде стояла тишина — бабульки уже убежали на поиски дешевой колбаски, мамаши отвели детей в садики, трудяги ушли на работу.

Поработав отмычкой, Пьер вошел в квартиру и тщательно закрыл за собой дверь.

Убожество жилья богатой наследницы поразило его. Мебель, собранная «с бору по сосенке», грозила вот-вот развалиться. Ужасающих габаритов телевизор и радиоприемник, сотворенный в год победы над Германией, составляли весь технический арсенал. Впрочем, в кухне стояли холодильник «Минск», ободранный и покорябанный, и кофемолка, которую можно было датировать примерно семидесятым годом, а в ванной горбилась стиральная машинка в форме цилиндра, подсоединенная к трансформатору. Вешалка в прихожей и" потемневшее зеркало наводили на мысли о том, что их подобрали на помойке, как, впрочем, и кухонную мебель: свежеокрашенный (явно собственноручно и очень плохо) стол, шкафчик с покосившейся дверцей, обеденный колченогий стол-книжка и две разные табуретки.