Наследница Шахерезады

– Ладно, не надо ничего такого грандиозного! Просто немного поменяем сценографию, – предложил Дирк и потянулся за салфеткой. – Понимаешь, чистая девушка, оплакивающая поруганную и умирающую природу, – это красиво, но нам нужно безжалостно ткнуть публику мордой в грязь!

– Я не выйду на сцену грязной! – воспротивилась Лили.

– Да не ты! – Дирк дернул салфетку и вытянул сразу нескольк штук. – Не ты, а… Что это?

Он брезгливо выронил несвежую салфетку.

– Тут что-то написано, – заинтересовалась Лили. – Кажется, по немецки?

Она с усилием прочитала по слогам:

– Ом-нес хо-ми-нес, кви ин кор-по-ри-бус апо-ди-териум!

– Ого! По-моему, это латынь, – удивленно сказал начитанный Ли, перебирая салфетки. – Но есть и на немецком, и на французском, и еще на каком-то славянском языке… О! А вот и английский: «Скажите всем, что в туалете сидят трупы!»

– Что за глупая пакость – испортить шокирующими надписями все салфетки! – возмутился Дирк, перебрав бумажные квадратики. – И этот текст омерзительный! Зачем?

– Панки, что с них возьмешь! – пожала плечами Лили.

– Дирк! – позвал Ли, напряженно глядя на исписанную салфетку.

– Что?

– Дирк, а ведь это мысль!

– Какая?

– Вот эта! – Ли постучал пальцем по салфетке. – Представь: мы начинаем, но прожектор выхватывает из темноты не Лили в белом платье, а страхолюдного зомби на унитазе!

– Символ сдохшего и разлагающегося общества потребления? – оживился сообразительный Дирк. – Неплохо!

– Тошнотворно громко звучит бурчание спускаемой воды! – блестя глазами, продолжил Ли.

– И тут же страдальческий крик кита! – подхватил Дирк.

– А где же девушка в белом платье? – заволновалась Лили.

Дирк успокаивающе похлопал ее по бедру:

– Она идет и плачет! А зомби на унитазах тянутся к ней пятнистыми руками!

– Убери от меня свои руки! – Обиженная Лили вырвалась и пошла прочь.

– И ты же сможешь добавить в нашу песню что-то вроде припева, чтобы это звучало как убойный рефрен: «Трупы! На унитазе! Трупы! На унитазе!»? – даже не обернувшись на подружку, требовательно спросил приятеля Дирк.

– Естественно, – ответил Ли, распихивая по карманам салфетки с надписями.

Он помнил, что конкуренты не дремлют, и не собирался давать им шанс.

24 января, 14.40

– На шубу не смотри! – потребовала я на подходе к салону меховых изделий.

– Ладно, – мурлыкнула довольная Ирка.

Она спустила в магазине косметики кучу денег, а я – небольшую кучку, но дефицит теней и кремов мне уже не грозил, и это радовало.

Что огорчало и тревожило, так это возмутительное безразличие, которое полиция аэропорта проявляла по отношению к двум трупам в туалетных кабинках!

Почему уборная до сих пор не оцеплена? Почему не работает следственная группа?

Неужели и на этот раз наш сигнал не получен?

Но ведь после того как мы с подружкой исписали выразительными оповещениями аж на пяти языках целую пачку салфеток в кафе, шокирующая правда уже должна была стать известна международной общественности!

– Ты знаешь, я думаю, что мы действовали слишком тонко, – с сожалением сказала я подруге.

– Ты про мою подводку?

Ирка встревожилась и полезла в сумку за новой пудреницей, чтобы рассмотреть в новом зеркальце новые стрелки, нарисованные новой подводкой для глаз.

– Надо мне было взять кисточку потолще, да?

– Я не про стрелки, я про трупы, – сказала я.

– Что такое? Кого-то еще пристрелили?! – за клацаньем пудреницы не расслышала подружка.

– Надеюсь, что нет!

– Так, послушай! – Ирка полезла в карман. – Я ведь не зря изучала эту карту, я выяснила, сколько тут, в транзитной зоне, туалетов – два комплекта на втором этаже и один на первом!

– Нет, это ты послушай! – Я застонала. – Прошу тебя, не надо больше о туалетах…

– Надо, Федя, надо! – Подружка настойчиво совала мне в лицо развернутый буклет. – Смотри, в этой изолированной части здания на нашем этаже два женских туалета, два мужских и два – для инвалидов. Я полагаю, что концентрация мертвых тел в первой мужской уборной уже критическая, там больше нельзя архивировать трупы, потому что живым скоро негде будет присесть по нужде. Таким образом, можно предположить, что наш маньяк вот-вот перейдет к освоению уборной номер два.

– Вот-вот? – нервозно переспросила я. – Нельзя ли поточнее?

– Ну, я не знаю! – Ирка развела руками. – Давай прикинем. Второе тело ты нашла когда?

– Примерно четыре часа назад.

– То есть где-то в одиннадцать. А первое когда?

– В шесть.

Ирка уставилась на тележный циферблат курантов в магазине часов, прищурилась, произвела вычисления и сообщила:

– Можем предположить, что маньяк совершает убийство раз в шесть часов.

– Почему это? Может, первый убитый уже вторые сутки в сортире сидит?

– Невозможно. – Подружка развернула меня к табло вылетов. – Во-первых, в этом аэропорту стыковки между рейсами в самом неблагоприятном случае не превышают шесть часов. Если бы не погода, маньяк давно уже улетел бы из Вены.

Я не стала спорить и спросила:

– А во-вторых?

– Твой телефон в режиме непрерывной эксплуатации сколько работает?

– Примерно семь часов, а что?